Шагая по черному туннелю, Иркут вдруг припомнил одну ночную вылазку. Их тогда было трое. Иркут, сержант Вацетин, маленький жилистый паренек с неизменной ухмылкой на конопатом лице, и рядовой Стефанко, рослый, медлительный, осторожный. Ребята были не промах. Тертые калачи, продутые всеми ветрами, не раз пробитые и заштопанные. Назад вернулся он один. Чутье помогло обойти растяжку. У Вацетина и Стефанко такого чутья не было.
Иркут с тех пор не раз думал — что, если бы они тогда не разделились, что, если бы подошли к той роковой растяжке втроем? Возможно, он тоже погиб бы. А возможно… Иркут гнал от себя эти мысли, однако где-то там, в самой глубине сознания, он никак не мог себя простить. Простить за что? Он и сам не знал…
Иркут посмотрел на свои руки. Они были грязные и исцарапанные, словно он весь день лазил по горам, поросшим колючей травой. На лице его появилась усмешка. Он тихо прошептал детский стишок, который ему когда-то — в качестве упрека, конечно, — читала мать:
Надо, надо умываться
По утрам и вечерам.
А немытым трубочистам —
Стыд и срам, стыд и срам…
Внезапно сырую темноту туннеля взрезал женский крик.
«Вот оно! Началось!» — промелькнуло в голове у Иркута. Он повернулся и ринулся назад, держа автомат на изготовку, готовый прошить очередью любого врага, будь то хоть сам дьявол.
Когда он подбежал, все сгрудились вокруг Ольги. Она стояла с растерянным видом и смотрела куда-то вниз.
— Что тут? — спросил Иркут.
— Сам посмотри, — ответил со странной усмешкой Гром.
Несмотря на усмешку, вид у него был озадаченный. Иркут присел у ног Ольги.
— Я случайно наступила… — оправдывалась девушка. — Испугалась страшно. Я не знала, что это.
— Тише, — сказал Иркут.
Нога Ольги увязла в белом мотошлеме. Иркут снял мотошлем с ее ноги и поднялся. Протянул шлем Грому:
— Взгляни.
Гром взял шлем и осмотрел его. На белом шлеме темнела надпись: «Москва — Воронеж!» Он вопросительно посмотрел на Костю.
— Я нечаянно… — продолжала виновато верещать Ольга, словно кто-то в чем-то ее обвинял. — Честное слово…
— Тихо ты! — злобно цыкнул Костя, разглядывая шлем.
А Катя погладила Ольгу по голове и участливо спросила:
— Как нога? Цела?
— Да. Я просто… испугалась.
Катя кивнула:
— Еще бы! У меня бы сердце разорвалось от страха.
Костя осклабился:
— Ну бабье! Шлем увидела — и сразу вопить! Гром, видал? Что за народ эти бабы!
— Ты мне зубы не заговаривай, — процедил Гром. — Что это значит? Шплинт ведь ездил на мотокросс в Воронеж?
