Не одни князья подумывали о Византии…
Было в княжеской дружине много горячих голов, считавших, что «нет в мире лучше дел войны». Они не роптали на Аскольда и Дира за их бездействие открыто, но между собой в разговорах только и вели речь о близкой Византии…
Всем в Киеве от неезжих гостей прекрасно известно было, что в столице великой империи Востока скопились богатства целого мира, что народ там изнежен и беспечен, что оборона слаба, и потому-то манил к себе, как запретный плод, скучавшую княжескую дружину города св. Константина.
— Не узнать совсем наших конунгов! — говорили старые варяги, — куда их прежняя храбрость делась, совсем другими стали.
— Засиделись на одном месте… Аскольд обабился… Не до того…
— Так других послали бы… есть ведь кого… Мало ли здесь воинов…
— Еще бы! Вот Всеслав, даром что не норманн, а славянин — храбрее льва!
— Уйти бы от них самим.
— Мало нас здесь… Ничего не выйдет…
— И славяне пойдут за нами.
— Ну, те без князей, да Всеслава и шагу одного вперед не сделают.
— Пожалуй что так!
— А следовало бы! Мечи позазубрились, тетивы у луков поразвились…
— Поговорили бы с Аскольдом и с Диром.
— Так они и будут слушать!
— А что же? Хотя они и ярлы, а без нас ничего не значат.
— Да вот пир будет, тогда… Скальда Зигфрида попросим. Он усовестит.
Так и решено было среди варягов завести с князьями речь о набеге на Византию во время пира.
Любили оба витязя попировать время от времени среди своей дружины, именитых киевлян и почетных гостей. Созывались они ради этого случая в княжеские гридницы, уставленные столами, усаживались за них, и начинался пир.
Подавали на стол жареных кабанов, рыбу всякую, птиц, что поставляли к княжьему двору охотники из окрестных дубрав, а крепкий мед и вина фряжские на пиру рекой лились.
Во время пира выходил сначала скандинавский скальд с лютней, а после него славянский баян вещий с гуслями. Начинали они петь своими старческими голосами, каждый про свою старину, и, слушая скальда, забывали князья и тоску свою и горе, переносились в родимую страну, ее фиорды, и тоска как будто отходила от них на мгновение, чтобы потом явиться с новою силою, как только в княжем тереме замолкал шум веселого пира.
Не забывали новые князья и своего киевского народа.
Пока они пировали в гридницах, на теремном двору также шел пир для простого народа. Выкатывались из глубоких подвалов целые бочки крепкого пенного меда. Те пили мед и вино, похваливали да славословили князей своих любимых.
