Неслышно, раздвигая кустарник, Симеон прокрался вперёд. Лушка стояла у ручья на поляне и, приложив ладони к губам, кричала:
— Доченька, Доченька…
Над горами полыхала заря. Волосы Лушки словно в огне. Симеон ахнул: «Эх хороша. Мне бы такую жену…». Он подкрался и схватил её сзади за плечи.
— Кто тут! — вырвалась Лушка. Не глядя ударила по лицу. Узнала Симеона. Прикрикнула:
— Ты смотреть-то смотри, а руки держи за спиной. Симеона ошеломил удар. Лушка показалась ещё красивее, ещё желаннее.
— А ежели люблю? Ежели жить без тебя не могу. Ночи думаю о тебе, — шептал он взволнованно, прерывисто и сам себе верил, что жить не может без Лушки, что все ночи думает только о ней. — Нет на земле девки, чтоб меня полонила. Нет и не будет. Выходи за меня. Я такую жену всю жисть искал.
Лушка отпрянула. Есть ли на свете девушка, чтоб не охнула, не приложила к груди ладони, услышав слова: «выходи за меня». А Симеон, видно, сохнет давно. У огорода тогда стоял весь вечер и хоть бы слово сказал. И после, бывало, перехватывала она его быстрый взгляд.
Опустила Лушка глаза, затеребила, замяла оборки на кофте,
— Я, Сёмша… Да как же, Сёмша… Господи! Когда сватов-то зашлёшь?
— Я? Дай только тятьке приехать, в тот же день. Непременно.
Снова Лушка отпрянула. Ойкнула и заговорила, с надрывом, как повязку с раны срывала.
— Не надо сватов… Не надо, Сёмша… Не будет сватов, — закрывала лицо растопыренной пятерней, будто слепило её. — Не будет, Сёмша, сватов.
— Да как же не будет, ежели я, Лушенька, жить без тебя не могу.
Шагнул вперёд, протянул руки.
— Брысь, — что есть мочи крикнула Лушка и ударила по рукам. Не отступила. Снова ударила и заговорила, свистяще, зло — А ведь врёшь ты все, Семка. Сватов — когда тятя приедет, а рукам нонче волю даешь. Все вы такие, только б облапить девку да на землю свалить, а потом отряхнетесь, как петухи, и кукарекать. Сволочи вы!
— Лушенька, што ты? Да я… Хошь перекрещусь.
Симеон крестился, шептал:
— Как перед богом… сваты в первый день как тятька приедет… Лушенька, истомился я. Как увидел нонче тебя… Как перед богом… Медленно переставляя ноги, Симеон продвигался вперёд, а Лушка отступала слабея. Повторяла все тише:
— Врёшь, Сёмша, врёшь… И богу врёшь… И сам себе, может, врёшь…
— Богом поклялся, Лушка. — Дотянулся до руки девушки и ожгло всего. Пальцы невольно сжались. Но тут Лушка рванулась в сторону и убежала.
У самого села она перевела дух и заплакала.
— Нет моей доли на свете. Не бывать моей свадьбе. Не бывать… Так и умру вековухой, ничейною девкой. А любить-то как хочется.
