Золотая пучина | страница 16
Этот хриповатый, просящий голос показался Устину знакомым.
— Вашскородь, не смотрите што я чичас вроде бы хилый. От бесхлебья это. Малость в тело войду, я шибко двужильный. Сарынь, вашскородь… Пожалейте…
Примолкли приискатели. Тот самый, что затеял потеху над Устином, вздохнул:
— Доходит Егорша. Пособить бы ему надо, робята. Человек он шибко душевный.
— Чем пособить-то? Сами без соли гужи доедаем. Э-эх…
Из-за двери спиной вышел Егор. Из-под холщовой рубахи крыльями выпирали лопатки. Он медленно отступал от двери и всё кланялся в пояс. К груди прижата скомканная меховая шапчонка. Жидкая, рыжеватая бородёнка клинышком сбита набок. Прикрыв дверь, он развёл руками, вздохнул.
— Вот она жизнь-то какая, — и, не поднимая опущенной головы, поплёлся к выходу.
Устин вышел за ним на крыльцо. Окликнул:
— Сва-ат!
Егор обернулся.
— Батюшки мои! Уська! Сваток! Да какими судьбами?
Егор искренне рад встрече с родней.
— Давно здесь?
— Утресь привёз пассажира. Эвон у коновязи-то две мои.
— Хороши у тебя коньки.
— Ничего коняки. Не жалуюсь.
— Долго ли здесь погостишь?
— Утресь домой собираюсь. Пары поднимать надобно.
— А я и забыл, как земля-то пахнет. Отвернешь бывало пласт, а она чёрная, землица-то, блестит и таким духом бьёт, аж голова кружится. Попахал бы чичас. Да что мы стоим. Идём, сват, идём. Аграфена-то как рада будет. Она нынче у господина управителя постирушку делает. Да мы сами пока до неё… Сами…
— Сами мы, сами… — повторял Егор, приведя Устина в землянку на самом краю прииска. В длину четыре шага, три в ширину. Земляной пол. Стол у небольшого оконца. В углу прогоревшая железная печка.
Егор растерянно теребил бороденку, твердил:
— Радость-то какая. Чем же тебя угощать-то, сват? Ума не приложу, чем тебя угощать.
— Давай простокиши, хлеба — вот тебе и угощение.
— Простокиши? Да где уж там простокиша. А хлеб… — он развёл руками.
— Ну, хлеб у меня есть. Погрей кипяточку.
— Это можно. Кипяточку я мигом, — обрадованно засуетился Егор у печки, но разжечь её не успел. Возле избушки раздалось лошадиное ржание, и кто-то крикнул:
— Егор! Дома ты, што ли?
— Дома, дома. Кто меня кличет?
На сером, в яблоках, жеребце сидит подбоченясь приказчик в голубой шёлковой рубахе, Конь под ним приседает, пляшет.
— Собирайся, Егор. Сам кличет.
— Хозяин? Чичас, чичас. Ментом. Ты уж, Устинушка, как-нибудь без меня обойдись. Тут дело особое. Хозяин-то наш живёт в городе, а по весне приезжает на прииск. Мы с ним вроде… приятели малость. Я к нему три дня просился и вот… вспомнил… позвал…