Нельзя сказать, чтобы у Даны не было за прошедший год ни одного шанса покорить сердце мужчины. Такой шанс был, и не один. Однажды неподалеку от станции метро Дана заставила резко притормозить водителя шикарной иномарки. Он поинтересовался, не подвезти ли девушку до дома — но, увидев в ее глазах только лишь отблеск вечерних фонарей и огни неоновых вывесок, даже отшатнулся. А Дана и не думала его пугать — просто мысли ее в тот момент были далеко, поэтому, наверное, и посмотрела так отстраненно. Парень извинился, снова нажал на педаль сцепления. Машина, взвизгнув тормозами, уехала, а Данка рассмеялась.
Несколько раз более близкого знакомства с ней искали однокурсники. Один из них, Мишка Шабанов, высокий, плечистый, немного стесняющийся своей внешней внушительности и от того всегда сутулящийся, однажды пригласил ее в «Макдональдс». Дана согласилась, и все было бы замечательно — они болтали, весело смеялись и нравились друг другу, — если бы в тот момент не пришло Мишке в голову спросить у Даны:
— Слушай, Данка, это у тебя свои такие черные волосы или ты их красишь?
— Свои, — не раздумывая, ответила Дана, но после этого как-то вся сникла и уже совсем перестала замечать и Мишкины искрометные шуточки, и все его комплименты, неожиданно умелые и искусные для восемнадцатилетнего паренька. А потом и вовсе стушевалась, извинилась перед Мишкой, предложение проводить домой не приняла, а вернувшись, долго лежала на диване в пустой квартире без движения, разглядывая хитрые росписи на морозных стеклах, пока не пришла Полина. А потом по привычке снова запутала лицо в ее пахнущих дымом и духами кудряшках и долго плакала.
— Почему, Полька, ну почему я все время об этом думаю?! — рыдала она взахлеб, а Полина успокаивала пустыми, но почему-то такими важными для Данки словами:
— Успокойся, родная, не плачь... Подожди, пройдет время, забудешь... Ведь это все-таки твой родной отец!
— Он мне не отец! — взвивалась Данка. — Он мне никто, понимаешь, никто!
— Понимаю... Тише... — убаюкивала Полина, и Данка в самом деле заснула.
Наверное, все дело было в том, что Дана просто еще не была готова к тому, чтобы впустить в свою жизнь кого-то еще, кроме Полины. В свою жизнь, в свою душу. Ведь нельзя полюбить человека, не пустив его в свою душу. Полина вошла в нее без стука, не как гость, а как постоянный обитатель, а вот никому другому сделать это больше не удавалось.
Были и другие истории. Один добрый молодец, тоже студент филфака, который учился курса на три старше Данки, попытался как-то сыграть перед ней роль несправедливо обиженного судьбой и всеми окружающими несчастного создания, утешить которое может по непонятной причиной только одна женщина на свете — Данка, которая и женщиной-то, в строгом смысле этого слова, еще не была.
