– Ты так и не смогла подбросить бриллианты?
– Нет, лорд Уэйлин вошел слишком быстро. Он подумал, что я хочу украсть эту мерзкую старую вазу. Ты видела, как он посмотрел на меня?
– Все Уэйлины слишком задирают нос. Они так нас принимали, как будто мы прокаженные. Но хуже всего то, что завтра нам снова придется сюда вернуться.
– Ни за что! – перед моим мысленным взором снова предстала фигура лорда Уэйлина. Высокий, элегантный, широкоплечий, с блестящими, тщательно ухоженными волосами. Взгляд его серых глаз вызывал какое-то непонятное беспокойство. Гордый профиль, надменно поднятый подбородок, насмешливая улыбка на губах. При одном воспоминании о нем меня снова охватило чувство жгучего стыда.
– Никогда в жизни я больше не переступлю порог этого дома! Пусть меня лучше арестуют за укрытие краденого!
– Только этого нам не хватало! Ты должна пойти еще раз, Зоуи.
В этот вечер у мама был приступ ревматизма, и сильно (как нельзя кстати!) разболелись колени. Поэтому на следующее утро я отправилась в Парэм одна. Ровно в десять тридцать, как и вчера, я застала ее светлость дома. Нам оставалось только одно: или вернуть ожерелье, или запереть Стептоу в подвале, пока мы не придумаем какой-нибудь новый план. Он стал вести себя так вызывающе нагло, что нужно было действовать без промедления. Как только ожерелье будет возвращено в Парэм, мы выгоним его с треском. И пусть тогда кричит, что нашел бриллианты в Гернфильде. Все поверят нам, а не ему. Бродаган объявила, что готова стать лжесвидетельницей, Господь простит ей этот грех, но она больше не может жить под одной крышей с этим чванливым петухом.
Мы с мама надеялись, что когда бриллианты будут возвращены Уэйлинам, они не начнут судебное расследование, даже если Стептоу расскажет, что нашел ожерелье у нас. Леди Уэйлин слишком ленива и не станет таскаться по судам, а сам Уэйлин не захочет портить отношения с такой уважаемой старинной фамилией, как наша, потому что это может повредить его политической карьере. Лорд Уэйлин сдержал свое обещание и еще вчера прислал нам несколько старых пыльных книжек. Это были преимущественно трактаты таких «веселых» писателей, как Джон Донн и Анна Мур, несколько тоненьких томиков скверных стихов, написанных поэтами, имена которых я никогда не слыхала, и сильно потрепанный экземпляр «Памелы», взятый из публичной библиотеки. Книга была в таком состоянии, как будто баронесса переворачивала страницы зубами или разрешала поиграть с ней своему Бубби. Кстати сказать, многие книги в библиотеке находились в таком же плачевном состоянии. Судя по дате – 31 августа 1801 года – книгу нужно было вернуть пятнадцать лет назад. Вот это-то я и использовала как предлог для своего повторного визита. Я пришла, чтобы отдать библиотечную книгу, срок возврата которой давно истек, и которая попала к нам случайно среди книг из библиотеки Уэйлинов.
