– Ты убил нашего... моего сына!
– Ты же знаешь, что это не так.
– Ты мог спасти его! Ты знал правду. Он был невиновен. Но ты, ты отстранился. Ты позволил ему умереть.
– Напрасно я рассказал тебе об этом. Но, видишь ли, я хотел, чтобы ты вернулась. Я надеялся, ты поймешь.
– Пойму? – Потоком полились слезы. – Пойму? Я поняла только одно: я отдала тебе мальчика, а ты позволил его казнить.
Высокий протянул к ней руки.
– Мне нужен был еще один шанс, Мария. – Он улыбнулся. – Мы уже не молоды. Мне так грустно видеть тебя отчаявшейся. – Улыбка была печальной, умудренной. – Я думал, мы сможем поладить.
Мария крепче прижала цветы к груди, а высокий небрежно вынул из-за пазухи длинноствольный пистолет.
– Если бы я не знал тебя так, как знаю, я бы выторговал у тебя в обмен на жизнь обещание держать язык за зубами. Я знаю: твое слово дорогого стоит. Но ведь ты мне его не дашь, верно?
Голос Марии остался чистым, твердым, бесстрашным.
– Верно, – сказала она.
– Так я и знал, – сказал высокий.
В этот момент тонкие черные полоски снова запестрили в глазах Марии, и она увидела будто со стороны, как из дула вырывается огонь, как пули вонзаются в ее тело, как она падает. На этот раз предвидение опоздало. На этот раз спастись не удастся. Но Мария не испугалась. Поразительное спокойствие снизошло на нее. Ибо видела она дальше смерти, дальше этого прохладного весеннего вечера с солнцем, умирающим в верхушках сосен. С небывалой ясностью увидела она судьбу своего убийцы, своего бывшего мужа, и произнесла последнее пророчество:
– К тебе придет человек. Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
Улыбка исчезла с лица убийцы, как изгнанный молитвой дьявол.
– Благодарю за предсказание, – сказал он. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы пренебречь им. Но всему свое время. Сейчас у меня другая забота.
Извини, что так получилось. – Он прицелился. – Прощай, Мария!
Глушитель выкашлянул два звука, подобных хлопкам шутих. От ударов в грудь Мария пошатнулась, оступилась и потеряла туфельку с открытым носком. Тело ее перекрутило, она упала, и воротник лавандового пальто потемнело от крови.
Она умерла мгновенно, прежде, чем ударилась головой о чью-то надгробную плиту.
Не такой представляла себе Мария смерть. Душа ее вовсе не выскользнула из тела. Нет. Но сознание сгустилось и стало сжиматься в мозгу все туже и туже, все плотней, пока не сделалось как бы величиной с горошину, но и на этом не остановилось, а продолжало сокращаться до точки невыразимо крошечной, с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не уменьшится, взорвалось ослепительно белой вспышкой, осыпав сиянием Вселенную.
