Песня Победы. Стихотворения | страница 12



И уже движеньем увлеченный
Прошепчу: «Ты воскресишь друзей?»
А она спокойная: «О чем ты?
Я тогда не стала бы твоей.
Впрочем, ладно, им в могилах тесно.
И уж раз завел об этом речь,
Пусть твои товарищи воскреснут,
Пусть встают, им снова в землю лечь...»
И предсмертной болью обжигая,
Ударяет ледяное — «пусть».
— Врешь! — кричу. — Ты не моя — чужая.
А моя не скажет — «возвращусь».

Архимед

К слепым и полузрячим
На госпитальный свет,
Должно быть, наудачу
Забрел к нам Архимед.
Не слишком ли? Не слишком.
Блокадная пора.
Шуршат страницы книжки,
Читает медсестра...
Когда грабеж повальный,
Мечей злорадный звон,
Трудом фундаментальным
Решил заняться он.
В своем саду-садочке,
Витая вдалеке,
Чертил углы, кружочки
На чистеньком песке.
Ворвался воин Рима,
Ворвался — ну и что ж?
Врагу невозмутимо:
— Не затемняй чертеж! —
К несчастью, воин ведал
Одно: тупить свой меч.
А мог бы Архимеда
Просить, предостеречь.
И вывод хитроватый
На тыщи лет вперед:
Уж выбрал с краю хату,
Молчи — и повезет...
И замерла страница,
Когда сказал сосед:
— Кончай читать, сестрица.
Оболган Архимед.
Хозяин камнепада,
Он до последних дней
Командовал что надо
По-нашему бригадой
Тяжелых батарей.
— Почти, — добавил некто,
Подняв лицо в бинтах, —
Точней, он был инспектор
В технических войсках.
Но главное, ребята,
Я утверждать берусь,
Что он погиб солдатом,
Мудрец из Сиракуз.—
Свет от коптилки замер,
Немногим видный свет.
И плакал перед нами
Счастливыми слезами
Блокадник Архимед.

Глеб Горбовский

Рубежи

Беспристрастно, как птица с вершины полета,
без добра и без худа, без правды и лжи
я гляжу на бегущие в рвах и болотах,
на шуршащие в скалах ничьи рубежи.
Зеленеют солдаты. Торжественно мокнут.
Полосатый шлагбаум ложится на путь.
А в ничейном кустарнике птицы не молкнут:
всепланетные песни терзают им грудь.
Вечереют солдаты. Торжественны лица.
Только я беспристрастен, как каменный пик.
...А земля, будто в трещинах, в этих границах,
подо мною, растущим к звезде напрямик!
Собираю глазами наземные краски,
отпираю себя, словно ржавый замок,
и... срываюсь! И бьюсь!
Не могу беспристрастно...
И на русскую землю валюсь, как щенок.
Обнимаю корявую старую вербу,
поднимаю над полем себя, как свечу...
И в стальную, пшеничную, кровную — верю!
И вовек никому отдавать не хочу.

Детство мое

Война меня кормила из помойки:
пороешься и что-нибудь найдешь.
Как серенькая мышка-землеройка,
как некогда пронырливый Гаврош...
Зелененький сухарик, корка сыра,