– Да. Умер. Вот так-то. Так бывает с нами, фараонами, когда мы защищаем вас. Еще один легавый умер, приятель.
– Я… я не нахожу слов, – сказал Римо.
– Всегда старайтесь сперва во всем разобраться, а уж потом делайте выводы. Старайтесь сначала разобраться.
– Простите, – сказал с искренней грустью Римо. И, выйдя из полицейского участка, почувствовал, как хочется выпить, но увы! – в состоянии максимального напряжения пить нельзя, как, впрочем, и во всех иных состояниях. Ты должен относиться к себе как к алкоголику, потому что у тебя есть дело.
Проходя мимо бара, видишь себя в стекле витрины и испытываешь радость, что отказал себе в чем-то, чего ужасно хочется. И ненавидишь отражающееся в витрине лицо…
Потому что ты, Римо Уильямс, хуже животного. Ты – машина. Животное убивает, чтобы есть и жить. Человек убивает, потому что он напуган или болен, или ему приказали, а он, понятно, боится не выполнить приказ. Но ты, Римо Уильямс, ты убиваешь потому, что ты – машина, которая для этого предназначена.
Римо пересек улицу – уличное движение уверенно направляла натренированная рука полицейского в красной фуражке – и прошел мимо кондитерского магазинчика, где у прилавка толпились школьники, предаваясь ежедневному ритуалу чревоугодия. Ему захотелось вдруг, чтобы рядом оказался Смит, чтобы сломать ему руку и сказать: «Бот что такое боль, Смит. Вот она, ты, счетная машинка!». Римо понял, почему он иногда ненавидит Смита: потому что они похожи. Уродливые сросшиеся горошины в больном стручке.
Весело галдели подростки в кондитерской. Девочка-негритянка и белая девочка, крепко-накрепко прижав к упругой девичьей груди книжки, хихикали, посматривая на юношу-негра в мягкой шляпе, белой саржевой рубахе и ярких брюках, который, зажав что-то в кулаке, протягивал им. Он тоже смеялся, поддразнивая их.
Он разжал кулак и закинул голову, не переставая смеяться. Девчонки переглянулись и снова захихикали. А взгляд их спрашивал: «Возьмем?»
Белая девочка потянулась к черной руке. Рука отстранилась. Она пожала плечиками. Рука снова протянулась, раскрылась ладонь. На ней лежал небольшой блестящий пакетик. Парень засмеялся. Белая девочка схватила пакетик и тоже засмеялась.
Тут Римо вспомнил фотографию, которую показал ему Смит на корабле. И внезапно подумал, что не так-то уж и плохо быть машиной.
На очереди были мэр и главный редактор.
