Вечерние пары на единственной улице, теперь не спускаясь к «гостильнице», а столь же приятно – от дома к дому – проводили время за чашечкой кофе и рюмочкой векии, обсуждая вовек не звучавшие здесь темы.
Под Новый год в горах выпал еще больший снег, и все мужчины вышли чистить свою единственную дорогу.
В домах женщины тут же принялись готовить угощение для встречи любимых с друзьями.
У Лары подошло тесто для трёх пирогов, тонких с сыром, над которыми необходимо произнести молитву.
Цветлинцы уже знали этот обычай древнего народа, прошедшего свой путь от скифо-сармато-алан через весь Восток и всю Европу – в Кавказские горы, для полного забвения и одиночества на долгие века. Это аланы-осетины, сохранившие своё сердце высоко в горах, от которых произошли мы с Ларой.
Здешние мужчины научились стоять торжественно и молча, как кавказцы, вокруг стола с тремя сакральными символами единства людей, слушая обращение к Богу этой женщины на незнакомом древнем языке – с молитвой о них обо всех. Уходя, они спрашивали, когда в следующий раз она будет готовить «священные колачи».
Лара поначалу кормила и Марко, и Славко, и Круно, и других одиноких, у кого обед чаще всего состоял из одной только векии. Те с видимым смущением стали приносить продукты и мечтать вслух, чего бы им больше всего хотелось съесть.
Теперь у многих был свой очаг. У Киры, ко всему прочему, на столе стояло большое блюдо свежесваренных креветок к пиву для того, кто зайдёт вместе с Ёжи.
Лена замерла у окна, посматривая иногда, как печётся сибирский пирог с рыбой. Она ждёт, и ей снова кажется, что сейчас из смертельных объятий тайги, с её снежным бездорожьем, вырвется, наконец, грузовик отца.
Он войдёт и поднимет её высоко-высоко на вытянутых руках, а мама ласково скажет:
– Иди скорее, отец, мой руки, всё стынет на столе.
Они сядут своей маленькой и счастливой семьёй за стол, и Лена, как заворожённая, будет смотреть в синие-синие, всегда смеющиеся глаза отца.
И она заплакала от невозвратности той жизни в той стране.
Выстрел в спину Цветлину
Год назад многим приснилась графиня, причём, как стало известно позднее, в ту самую ночь, когда особенно неистово выл пёс из села за горой. Мицика волновалась и из всех сил поддерживала его. От этого проснулся Штефан. Он тихо встал, стараясь не разбудить Лару, и слушал, стоя во дворе, зов пса, полный тоски и ужаса.
По дороге в заброшенное село уже наливались цветлинские виноградники, на скамейках напротив них допоздна засиживались за разговорами виноделы, и им казалось, что они ощущают движение соков в лозах.
