«Сретан Божич!». Вокруг – снег и вечная зелень, не знающая осеннего увядания, и радость от скорого Рождества Христова, которое мы, российские, чувствуем, как истинные христиане.
Однажды по пути мы завернули в сказочно разукрашенный бар, манящий ароматом горячего кофе и теплом камина.
В самом углу за столиком с мягкими диванами сидел человек наедине с трубкой, чашкой кофе и большим бокалом, вероятно, того, что Штефан обычно пьёт крошечными рюмками.
Штефан пояснил, это Игнасио-«бразилец».
– Тот самый, брат Бранко?
Он подтвердил и повёл нас к нему.
Массагетская царевна, как всегда, производила среди всех столов большой шум и уже пыталась пробовать напиток «бразильца», судя по всему, векию, и он, смеясь, заказывал ей сок, а нам капуччино и коньяк.
Игнасио от долгой жизни среди креолов, мулатов, индейцев совсем иной – таинство иного материка, индейского преображения.
В его маленькой картине маслом на стене в доме Штефана – пейзаж, которого, как он сказал, нет в Бразилии, как нет в Цветлине. И нет самого Цветлина, нет ничего другого – всё есть где-то в том легком предчувствовании, которое никогда не воплотится в действительность.
Мы с Игнасио прощаемся, отчего-то избегая смотреть друг другу в глаза – у каждого своя страна, и реальная, и нереальная, каждому из нас никто не нужен, кроме всех сразу, вероятно, того, что называется человечеством.
Штефан и Лара
К моменту моего появления в Цветлине мои друзья уже создали противодействие тому, что до сих пор диктовала своей волей таинственная, никем не разгаданная графиня Юлиана, страдавшая или развращённая, сведённая в могилу тоской по сыну или цинично предавшая всё, что было свято.
Лара, не боявшаяся трудностей нигде и никогда, неожиданно для самой себя оказалась втянутой в тяжёлое и ответственное дело – развернуть Цветлин от его угасания к жизни.
Вся эта стратегия заключалась в том, что она полюбила убежденного холостяка и изменила его дом, быт, даже привычки. Не только в Цветлине, но и во всем мире для миллионов тружениц это весьма трудоемкое дело.
Однако путь к упрочению общей стратегии наметился тогда, когда она привезла с собой Лену. Вместе они, сами не предполагая того, нанесли ощутимый удар по Принципу, чтобы дать зажить Цветлину необычной для него жизнью, которая на самом деле является самой обычной.
С тех пор Цветлин разрастался не в ширь, а в глубь каждого дома, разжигая погасшие очаги, создавая регулярность питания, искореняя пагубную привычку пить, неважно, на виду ли у общества в «гостильнице», или в одиночестве от непонятной тоски.
