Из гаража привезли железную загородку, ребята, видимо, не зная, что дальше делать, ждали, что им скажут.
— Ваше дело, — тихим голосом произнес Павел Иванович.
… На гроб падали комья земли. Горько плакали женщины. Сильно кричал Женя…
Вскоре вырос холмик. Павел Иванович прислонился к березке, стал разглядывать стоявшие перед ним кресты. Под деревом их было четыре: здесь похоронены его мать с отцом, бабушка и дед. И вот сегодня поднялась еще одна могила. Когда поправили холмик и поставили памятник с фотографией, Павел Иванович грустно надел кроличью шапку, хрипловатым голосом сказал стоявшим рядом сыновьям:
— Вот и нет теперь у нас матери…
Хотел еще что-то сказать, но губы не послушались.
Женя нервно взял его за руку и, не оглядываясь, они пошли по узкой кладбищенской тропе.
После поминок, когда Комзоловы остались дома одни, Павлу Ивановичу стало плохо: болела грудь, словно там что-то горело. Он зашел на кухню, зачерпнул холодной воды, выпил. Это, конечно же, не помогало. Стал ходить по дому. Мытые половицы скрипели, как старая телега. А может, они совсем и не скрипели: просто ему так показалось? Прошел в переднюю, поправил сползшее с Мити одеяло, посмотрел на печку, где лежал Женя… Тот не спал.
— Пройдемся, сынок, по улице, — тихо сказал Павел Иванович, и cтал надевать шубу.
— Пап, я завтра в школу не пойду, — из темного угла раздался усталый голос.
— Завтра, сынок, какая там школа! Мать навестим. На второй день по утрам всегда ходят на кладбище. Самое страшное сейчас осталось позади. Только вот, если подумать хорошенько, осталось ли или же нет? Может, оно еще и впереди? Идем, собирайся.
Женя тихонько прикоснулся ногами к теплой печурке, затем так же тихо, словно больной, спустился на холодный пол.
«Вернемся, натоплю печку, детей бы не заморозить», — подумал Павел Иванович, а вслух сказал:
— Женька, ты пока одевайся, а я пойду дрова принесу, на ночь печку затопим.
На улице было холодно. Павел Иванович достал сигарету, прикурил. «Первый раз за всю жизнь взял в руки, — подумал он. Трубка, говорят, лучше успокаивает. Затянешься раз-другой — и тревога уходит».
Павел Иванович немного успокоился, но ненадолго. Когда нес дрова из-под навеса, вдруг почувствовал сильное сердцебиение — перед глазами запрыгали искры, он покачнулся и, как подкошенный, упал в снег…
Сознание вернулось к нему под утро в райбольнице. Открыл глаза — перед ним на стульях сидели Женя и Мария Семеновна, сельская фельдшерица, которая раньше приходила делать уколы его жене.
