Но тут вступился в дело старик Яким:
— Нет, братику, теперя и я тебя не пущу! Кто тебя ведает, что у тебя на уме!
— Да дерзну ли я без своего господина? Я трясусь за ним как хвост за бараном.
— Заговаривай зубы! Мы с Бардадымом побратались, я поклялся перед Богом не выдавать его с товарищами — и не выдам.
— А коней-то все-таки уведешь у них? — сердито усмехнулся Данило.
— За коней мы рассчитались дуваном. Ну, а теперя ступайте-ка все за мной.
Несмотря на почти непроглядный мрак, старый каменник шел по отлогому скату лесистой балки совершенно уверенно. Вскоре они очутились перед входом в другую пещеру, из глубины которой донеслось еще явственнее то же призывное ржанье.
— Ты, Данило, иди-ка со мной, — сказал старик, а вы, паничи, обождите тут.
Немного погодя, оба вывели из пещеры трех оседланных коней.
— Да ведь нас четверо? — заметил Курбский.
— Трое вас, — отвечал Яким с тяжелым вздохом. — Я не еду.
— Боже ты, Боже мой! — вскричал Гришук. — Клятва тебя держит?
— Клятва, да. Знать, такое уж мне предопределение вышло.
— Но ведь клялся ты разбойнику…
— А я чем же лучше? Свой своему поневоле брат. О себе же, касатик мой, не полошайся: князь Михайло Андреевич не откажет доставить тебя до места.
— Но ведь ты знаешь, Яким… коли пойдет в огласку…
— Знаю, радость моя, все знаю, что ты хочешь сказать. Но я сейчас вот поверил все Даниле…
— И тайна твоя в груди у меня, что искра в кремне, — подтвердил запорожец.
— Но ты, Яким, остаешься здесь на верную смерть…
— От смерти, миленький мой, не спрячешься, — отвечал со вздохом дядька. — А может, Господь еще и помилует: ведь я же не убег с вами, а яко бы сплю теперича с ними в непробудном хмелю. Почем мне знать, как вы трое вызволили друг дружку, как раздобыли коней? Выведу я вас сейчас на большую дорогу — и с Богом!
Говоря так, Яким подсадил своего панича в седло, взял коня его под уздцы и пошел вперед. И вот они в открытой степи.
— Отсель, Данило, дорогу по звездам ты и сам найдешь? — спросил Яким.
— Еще бы не найти! — был ответ.
— А ты, княже, как пойдешь обратно из Сечи, не завернешь ли опять в Самарскую пустынь?
— Коли будет время, — отвечал Курбский. — Хотелось бы повидать еще раз отца Серапиона…
— Ну вот. Так от него, может, и оружие свое получишь: к нему прямо вышлю, буде Господу угодно будет еще дни мои продлить. Ну, а теперича храни вас всех Бог!
Он наскоро приложился к руке своего панича, и тот почувствовал на руке своей горячую слезу. Тут бедный мальчик не выдержал и с седла обнял за шею дядьку.
