. Уильям Ллойд Гаррисон выпускал в Бостоне аболиционистскую
[3] газету «Либерейтор» («Освободитель»), а некто по фамилии Лавджой пытался наладить издание газеты такого же направления на западе страны: в Канзасе и Огайо. Но в Мэриленде все было спокойно, ибо власти не дремали.
Супруги Коуви не имели соседей. Ферма, с трех сторон окруженная водой, лежала за широкой полосой, на которой беспорядочно торчали высокие сосны. На участке самой фермы все деревья были спилены, и сильные порывы северо-западного ветра расшатывали и заносили пылью некрашеные постройки. Из окошка своей мансарды Эмилия видела Кленовый остров, поросший густым черным лесом, и Кит-Пойнт, на песчаные голые берега которого набегали вспененные волны залива. Вокруг царило полное безлюдье.
Этой весной шли обильные дожди, и Коуви дотемна не уходил с поля, подгоняя рабов руганью и ударами. Хьюзу — своему кузену и надсмотрщику — он ничего не решался доверить.
— Эти черномазые заваливаются спать, стоит лишь отвернуться, — стенал Коуви, — нельзя отойти от них ни на шаг!
Эмилия непрерывно сражалась с грязью — ее натаскивали во все комнаты.
Потом наступило лето с гнетущим зноем и страшными грозами, которые исхлестывали в бурлящей ярости и реку и залив.
От «семейных» утренних молитв люди были свободны только по воскресеньям. В этот день, независимо от погоды, мистер Коуви с женой отправлялись в церковь. Как ни прискорбно, но он пока еще не имел возможности устраивать регулярные богослужения для рабов: на крупных плантациях — другое дело, там всегда могли похвалиться хоть одним негритянским проповедником. Он же, мистер Коуви, еще не достиг столь высокой степени благополучия. Ничего, все это еще будет! Он соблюдал воскресенье как день отдыха, никого не посылал в поле, и вообще на ферме не работали, разве что готовили пищу.
Поэтому Эмилия могла подольше полежать в постели в это августовское воскресенье. Всю ночь на чердаке парило, как в духовке. Незадолго до рассвета стало чуть прохладнее, и теперь Эмилия отдыхала, совершенно обессиленная. Приподнявшись на локте, она могла увидеть кусочек неба и залива в узенькое, как щель, слуховое оконце. Белые паруса скользили по сверкающей глади. Эмилия вздохнула. В это утро корабли наводили на нее тоску. Они уплывали куда-то далеко, а она оставалась здесь.
Наверно, из-за этого пекла все стало еще хуже, чем было прежде, размышляла она, прикрыв глаза. Мистер Коуви убьет Фреда как пить дать, если тот вообще еще жив. Но, с другой стороны, почему же малый не работает как надо? Сначала ей казалось, что Фред смышленый парень, однако в последнее время в нем будто не осталось никаких проблесков разума; он просто бродит вокруг, угрюмый и вялый, и даже не обращает внимания на то, что ему говорят. А вчера вздумал притвориться больным.
