Васил Левский | страница 37
Когда с гор спустился вечер и в комнату внесли свечи, хозяин, окинув взглядом сидящих, как бы проверяя, все ли здесь свои, начал читать,
Сидя на полу, поджав ноги и слегка раскачиваясь, хозяин дома читал о том, как на берегу моря, ни высокой скале, стоит воевода. Взгляд его устремлен на север к милой Болгарии. Думы его о том времени, когда- он поведет в леса Стара Планины своих верных юнаков.
Воеводе рисуются картины бедствия народа — одна другой ужаснее. И он восклицает:
Обращаясь к народу, воевода говорит, что иноземное иго не божий гнев, а дело насильников. Их можно изгнать, если объединиться в борьбе. Правда и свобода добываются оружием и бесстрашием.
Васил точно объят пламенем. Слова жгут его мозг. Глаза горят, вскипает в жилах кровь, и руки сами сжимаются в кулак. А хозяин все читает, не заглядывая в книгу. Должно быть, много-много раз повторял он эти огненные слова. Васил боится потерять хоть одно из них. Он слышит, как зовет воевода отважных гайдуков — народных мстителей — к новым высоким помыслам: не месть отдельным насильникам, а борьба с общим бедствием, борьба со всей турецкой системой рабства, борьба организованная, общенародная:
— Что это? — встрепенулся Васил, когда в доме стихло.
— Поэма Раковского «Лесной странник». Если захочешь еще послушать — приходи.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ВСТАВАЙТЕ, БРАТЬЯ!
Шло пятое столетие национального и политического бесправия болгарского народа. В 1393—1396 годах полчища османских турок нахлынули на болгарскую землю, и опустилась на нее черная, непроглядная ночь.
