— Как он… Вообще-то? — спросил начальник, когда Лихонос перестал читать.
Лихонос, устремив взгляд в стену, задумчиво почесал затылок.
— Да… Довольно смирный. Скромный даже, можно сказать. Молчаливый такой… Насчет того, что болельщик — это правильно сигнализировали. Но больше ни в чем отрицательном не замечен!.. Нервный, правда. Как-то внес мне предложение доставать через профбюро билеты на футбол. Я, конечно, резонно возразил: что это за культмероприятие такое — футбол? Он обозлился, даже затрясся весь, начал кричать, руками махать — за футбол! А так — ничего…
— Ну так вот ты им и займись. Осудить, конечно, нужно его поступок как довольно неприличный. Ответ милиции послать: меры, мол, приняты. Узнай, почему нервный: может, дома что не так или еще что… Если нужно помочь чем, то помогите. Понял?
— Будет сделано.
И Лихонос мгновенно исчез из кабинета.
В обеденный перерыв, когда счетовод Монахович, щуплый, насупленный, в аккуратно отглаженном костюмчике сидел в соседнем кафе за столиком и сосредоточенно вытряхивал в стакан ацидофилин, к нему подошел товаровед Иван Тимофеев и, стукнув о стол донышками двух бутылок пива, подмигнул:
— Давай, что ль? За твои подвиги!
— Какие это… подвиги? — удивился Монахович.
— Рассказывай! Разрисовали тебя в «молнии». В коридоре висит. Не видал еще? Ты чего там на стадионе натворил?
Монахович опрометью бросился в коридор. Там и на самом деле висела «молния»: на большом листе ватмана был изображен верзила со звериной физиономией, который бьет кулаком в нос маленького человечка. От носа во все стороны летят искры величиной с блюдце.
Внизу были стихи:
А. Монахович с планфинотдела
Ведет себя довольно смело:
Он посещает стадион.
Чтоб мог там хулиганить он!
Монахович, изучив рисунок и стихи, быстро проследовал на место работы и, съежившись, уткнулся в бумаги. Но тут в отделе появился бодрый и энергичный Лихонос. Он пожал Монаховичу руку, принес к его столу свободный стул и, усевшись, громко заявил:
— Пришел, Монахович, поговорить с вами начистоту! Как человек с человеком.
Сотрудники отдела перестали терзать счеты и микрокалькуляторы. Все, как по команде, повернули носы в угол, где стоял стол Монаховича.
— Не годится так, Монахович! — укоризненно начал председатель профбюро. — Вы понимаете, в какое время мы живем? Какой у нас на данном этапе лозунг: «Перестройка и ускорение!» Так ведь? А вы продолжаете себя так вести, будто этот лозунг вас не касается? Другое дело, если б вы были какой опасный преступник: рецидивист там, какой-нибудь уголовник-бандюга, но вы же не такой закоренелый хулиган? Признайтесь, не закоренелый же?
