Кавалергард хохочет.
Жерве (тихо). Вот фазан!
Васильчиков (замечает Воронцову-Дашкову и всех остальных). Княгиня! Вы здесь, в такое время! Князь Вяземский! Какая неожиданность! Здравствуй, Лермонтов! Ты, конечно, вдохновитель этих странных прогулок и ночных бдений под открытым небом?
Лермонтов. А почему они тебе кажутся странными?
Васильчиков (ядовито). Должно быть, потому, что я не поэт. Я не владею искусством очаровывать окружающих при помощи полночных серенад на набережных Мойки.
Лермонтов. Зато ты чудесно овладел искусством высказывать свои невысокие соображения высоким штилем и притом преимущественно высоким особам.
Васильчиков. Ты, я вижу, зол сегодня.
Лермонтов. Да. Я зол. Но я могу быть злее.
Васильчиков. Что это значит?
Вяземский. Михаил Юрьевич, нас ждут экипажи.
Мусина-Пушкина предостерегающе трогает Лермонтова за руку.
Лермонтов. Если я буду тебе объяснять, что это значит, то мы зайдем, пожалуй, очень далеко. Нам придется поговорить о низкопоклонстве, а это длинный разговор.
Васильчиков. Ну, знаешь, это уж слишком. (Кланяется Воронцовой-Дашковой и Мусиной-Пушкиной.) Простите, что я невольно заставил вас выслушать несколько резкостей. Но, видит бог, вина не моя.
Кавалергард (тихо, Васильчикову). Зачем ты ему смолчал?
Васильчиков не отвечает, церемонно кланяется и уходит. Кавалергард идет следом за ним.
Мусина-Пушкина. Лермонтов, что это за взрывы?
Лермонтов. Вы заметили, какие у него глаза? Как у дворцового камердинера. Вы знаете, я ехал в Петербург с Кавказа, – помнишь, Жерве, – и ямщик пел нам прекрасную песню. А потом обернулся и сказал: «Так вот поешь-поешь, а вы думаете, ваше благородие, от радости? Нет. Я бы от радости так запел, что березы бы зимой распустились». Жерве спросил его: «А чем же ты несчастлив?» – «Суженую мою, крепостную князя Васильчикова, барский сынок испортил, и отдали ее замуж за лакея». (Умолкает.)
Софья Карамзина. Не будем говорить об этом.
Воронцова-Дашкова. Нас ждут экипажи. Идемте!
Мусина-Пушкина. Да, скоро рассвет. Становится холодно.
Столыпин (Лермонтову, который стоит, задумавшись, у решетки). Ты едешь, Мишель?
Лермонтов. Нет. Я должен откланяться. Я утром назначен в развод.
Вяземский (Лермонтову). Если разрешите, я останусь с вами.
Лермонтов. Я всегда рад беседовать с вами.
Мусина-Пушкина (Лермонтову, тихо). Прогулка успокоит вас. Пройдите мимо моего дома. Я открою окна, буду лежать и слушать ваши шаги. Хорошо?
Лермонтов. Хорошо.
Все прощаются, уходят. Лермонтов и Вяземский стоят у резной решетки набережной.
