«Ну, как доказать Степану, как убедить, что я не оговариваю одного из членов Северного союза, что Рейнштейн убит Михаилом Поповым за предательство, за шпионаж». Плеханов решился.
— Успокойся, Степан, мы знаем друг друга не первый год. Рейнштейн шпион, и доказательства его предательства я видел сам. Не спрашивай меня где, у кого, я все равно не скажу. Но было бы вам известно, что именно он передал в руки Третьего отделения Ивана Ивановича Козлова, а также Оболешева и Адриана Михайлова.
Халтурин схватился за голову и застонал.
— Ты что, Степан Николаевич?
— Виктор, Виктор, вот почему ты молчал…
— Какой Виктор? О чем молчал?
Халтурин сделал над собой усилие, слова Плеханова о предательстве Рейнштейна его не убедили, но известие об аресте Козлова сразило.
— Не будем таиться, теперь это ни к чему: Козлов не кто иной, как Виктор Обнорский. Вот кого схватили жандармы!
Наступила тягостная тишина. Многих товарищей могли бы перечислить собравшиеся, кого арестовала полиция, много друзей, единомышленников томилось уже в тюрьмах, гнило на каторгах, мучилось в изгнании под надзором полиции. Но никогда еще рабочему движению жандармы не наносили такого удара. Восемь лет Обнорский был для них неуловим, восемь лет он дразнил ищеек и вселял уверенность в сердца друзей.
— Как это произошло?
— Что? Арест?
— Да.
— Его арестовали в Петербурге 28 января. Выдала жена Рейнштейна.
— Ага, значит жена, а не Рейнштейн.
— Они оба агенты Третьего отделения. Не веришь? Слушай.
«Рейнштейн (муж) являлся весьма деятельным организатором и пользовался большим доверием. Знал почти все московские дела и доводил о них до сведения начальства. 6 февраля прибыл из Москвы в Петербург, был на конспиративной квартире, где видел семь пропагандистов, слесарный станок и гальваническую батарею для изготовления печатей… Говорили о Клеменце и Георгии». Это обо мне…
— Так это ничего не доказывает. Ошибку сделали с Рейнштейном.
Плеханов обиделся на Халтурина, кому, кому, а ему Степан мог бы доверять больше. Халтурин думал о том же, он чувствовал, что Плеханов что-то скрывает, а от кого? Никогда Степан никого не выдал, не выдаст, никогда не проговорится.
Так радостно начавшийся день окончился трагично. Хотя отчаиваться было еще рано, но Халтурин впервые задумался о возможностях борьбы за политические права рабочих в условиях царского деспотизма, шпионского режима, полицейского произвола.
Теперь заботы о типографии, налаживании выпуска своей рабочей газеты также ложились на Халтурина. Из первого состава руководителей рабочего союза он чуть ли не единственный оставался на свободе, храня в памяти имена руководителей кружков на заводах, адреса явок, пароли конспиративных квартир как рабочих, так и народнических.
