* * *
Халтурин забрел на фабрику Цинделя. Был обеденный перерыв. Примостившись на штабелях дров или забравшись в укромный уголок, за кучей ржавого хлама, на свежем воздухе заводского двора усталые люди с жадностью поедали ту скудную пищу, которую поднесли им жены, матери или дети. Не было слышно оживленных разговоров: не до них было валившимся с ног труженикам. Многие от усталости тут же засыпали, не замечая осеннего холода и неудобства поз. Халтурин подсел к пожилому рабочему, который уже кончил есть и скручивал козью ножку. Что-то было в Степане, что привлекало к нему симпатии людей, вызывало на откровенность. Вскоре Халтурин уже слушал горькую повесть рабочего, отец которого еще до отмены крепостного права также работал по найму на этой же фабрике.
— Заводик у нас порядочный, триста шестьдесят человек на нем работает, два паровых котла имеется. Но если ты, парень, к нам на работу наниматься пришел, то мой тебе совет — уходи обратно. Мне уйти некуда, а то сбежал бы без оглядки… Одно слово, собачья жизнь, — продолжал рабочий, — а иной раз и собаке дворовой позавидуешь. Вон, видишь, люди спят? Им сон больше еды нужен, ведь работа на нашей каторге начинается в пять утра. Сейчас двенадцать часов, кончим мы в семь вечера. Вот и посчитай! Бывало, идешь домой и на ходу засыпаешь, а как с фонарным столбом или тумбой какой поцелуешься— проснешься. Со мной вот какой случай был. У нас в цехе стоят две машины с зубчатками, а проход между ними три четверти аршина. И в день раз десять по этому «проходу» пробежишь. Вот я раз оскользнулся на стружке и попал рукой в машину.
Ну, палец и отвис. Меня в больницу свезли, на стол положили, операцию делают, а я как лег, так и заснул, а когда проснулся, пальца уже и не было… А там вон барак, видишь, в нем столовая для нашего брата, а зайти в нее и голодному часто невмоготу, уж очень грязно. Ты, парень, зайди в нее, интересно! Небось не видел, как за одним столом в два ряда обедают? А у нас это в обычай — у самого стола, сидя, едят взрослые, а сзади них, стоя, дети. Я домом живу, у меня жена да трое ребятишек, один уж тут на фабрике работает. А дома что — вяленая вобла да солонина или «гусак», едал такое? Нет? Ну ничего, еще поешь эти бычьи внутренности, коли рабочим стать собираешься…
Халтурин поинтересовался, сколько же за такой каторжный труд рабочие получают.
— И не говори, милай, у нас мастера и те не более тридцати пяти — сорока рублей зарабатывают, а мы восемь-десять. Вон мой сынишка домой зелененькую принесет, и то радость.
