Народники стали бельмом на глазу у генерала. Такой «дерзости» со стороны интеллигентов Россия еще не знала. Что ни день, то тайные осведомители сообщали Мезенцеву о новых поселениях в деревнях, пополняли списки людей, сочувствующих революционерам.
Генерал торопился. Шумный процесс и беспощадная расправа с пропагандистами «бредовых антиправительственных идей и настроений» отобьет охоту у молодежи к революционной фронде, а без прилива молодых сил народники зачахнут, и генералу останется только вымести этот «мусор» из блистательных чертогов Российской империи на свалку в Сибирь, Якутию.
В канцелярии тайной полиции папки с протоколами допросов вытеснили всю лишнюю мебель. И хотя улик почти нет, зато судьи подобраны, можно и начинать.
* * *
Сначала открылся процесс пятидесяти московских пропагандистов. Мезенцев не мог отказать московским жандармам в прыти, они постарались, ну что же, ему уже перешла слава Потапова, пускай и московский Воейков поработает на него.
Впервые Россия услышала и увидела представителей широкого революционного движения, открыто аплодировала их речам, полным веры в народ и горячего энтузиазма. Софья Бардина сумела усыпить бдительность суда и развернула перед присутствующими в зале программу революционной деятельности, затем рабочий-ткач Петр Алексеев, как громом, сразил правящие круги России своими пророческими словами о будущем рабочего движения.
Народ валом валил в зал суда. Но билеты имели только избранные. Народники, понимая огромное, революционизирующее влияние процесса, были почти благодарны правительству. Валериан Осинский, Сергей Кравчинский и еще несколько землевольцев отпечатали поддельные билеты, и в зале суда некуда было яблоку упасть.
Жандармы спохватились только на второй день. Осинский попал в Дом предварительного заключения, Кравчинский исчез, но дело было сделано. Выходя из зала заседания, одни в душевном умилении осеняли себя крестным знамением и говорили, что «времена апостольские возвращаются», другие же сжимали кулаки и верили, что в «России новая сила народилась».
Жестокий приговор только усилил симпатии к народникам, участники процесса обрели в глазах общества ореол мученичества.
Начальник Третьего жандармского отделения в первый раз растерялся. Кто бы мог подумать, что этот процесс вызовет не страх, а энтузиазм среди молодежи? Нет, он решительно отказывается понимать новое поколение. Вместо лавровых венков триумфатора Мезенцеву пришлось принимать упреки.
