Конечно, ей надо было все рассказать следователю. Можно было привести достаточно доказательств невиновности: она почти никогда не носила украшений. Можно было бы нанять адвоката, привлечь психоаналитика и доказать, что совершила это из-за идиотской, патологической влюбленности в мужчину, а не в деньги и украшения. Наверняка бы ее простили. По крайней мере, наказание уж точно не было бы таким суровым.
Но парализованная своими надеждами, все еще находясь во власти распланированного сценария, она не проронила ни слова об истинных мотивах, лаконично отвечая на все вопросы, до последнего ожидая, что ее возлюбленный вмешается. И только когда предстала перед Ксеаром - поняла, что все кончено. Закрыв лицо руками, он разревелась, и через минуту проснулась в своей кровати в восьмом. Между ней и мирами на месяц выросла стена. Но хуже того – она убедилась, что Яльсикару не было до нее никакого дела.
Когда Ашка осознала, что совершила страшную глупость, нелепую до зубной боли, она закрылась в себе, не проронив и слезинки. На нее вдруг напало страшное онемение и отупение. Она ни с кем не могла разговаривать в восьмом, не могла спать, есть, ходить в школу. А потом…
Ашка тяжело задышала, когда тонкая нить воспоминаний оборвалась. Дальше опять встала черная стена – а казалось, что вспомнилось уже все. Как она очутилась в этом странном городе? Как получилось так, что она снова связалась с мужчиной, которому до нее нет дела? Только на этот раз еще и переспала с ним сдуру!
Полная отвращения к себе, она со злым стоном сквозь зубы поднялась с пола и дотащила себя до душа. Маленькая, до тошноты тесная квартира душила ее, но выйти на улицу с зареванным лицом было невозможно. Босые ноги ступили на холодный поддон крошечного душа, и Ашка невольно вспомнила роскошь апартаментов Грея. Ей бы хотелось изменить хоть что-то в этой убогой квартире, но хозяин мира ясно дал понять, что трогать ничего нельзя – иначе она снова вылетит. И куда она тогда попадет? Лететь в неизвестность хотелось меньше всего: хоть этот мир не идеален, но другой может оказаться еще хуже. Оставалось только подчиниться дурацким правилам.
Наступила ночь, но спать не хотелось совершенно. Ашка вышла из ванной, завернулась в халат и умостилась на небольшом стуле возле окна на кухне, качаясь на нем, как ребенок. Унизительные воспоминания о приключениях гадкого утенка, которым она была, добивали ее. Хотелось вернуться и зубами перегрызть шею Яльсикара и всем полицейским, которые недорасследовали ее дело – вышвырнули ее ни за что, когда ей требовалась помощь.
