— Товарищ старший лейтенант! Представляюсь: гвардии сержант Анилья де Гонгора-и-Арготе. Радиотелеграфист первого класса, а также медицинская сестра.
— Насчет фамилии неясно, — нахмурился Полторанин, — Или это у вас разведческое прозвище?
— Нет, фамилия. Я по национальности испанка. Помните, в тридцать восьмом году в СССР приезжали дети испанцев? Вот я и была среди них.
— Дела… — до крайности удивился Полторанин, — Язык вы наш, я гляжу, хорошо знаете. Стало быть, сработаемся.
Он еще раз — теперь с особой уважительностью — оглядел миниатюрную девушку. Скажи пожалуйста, а ведь принял ее за цыганку, что подрабатывают иногда стиркой в солдатских прачечных, а то и песнями-рыданиями развлекают. Даже, честно признаться, поискал глазами гитару, когда вошел. А она, оказывается, из тех героических испанских детей, о которых когда-то много писали газеты и которые привезли с собой моду на пилотки-испанки с цветными кисточками. Как же, он помнит это время, очень хорошо помнит… Однажды часы свои серебряные сдал в фонд помощи республиканской Испании. Было такое…
— Ну что ж, товарищ Анилья… Это хорошо, что вы испанка. Значит, у нас с вами к фашистам общий счет. Будем рассчитываться сполна. А сейчас давайте-ка команду «В ружье!».
— Это как? — спросила она очень по-своему, мило улыбаясь.
— А на полном серьезе. Бегом, к этим, как вы их называете, ребятам. И — боевая тревога! Пусть во весь дух шпарят сюда.
— Есть!
Она выскочила в дверь, опрометью прыгнула с крылечка, а он, прислонившись к оконному косяку, наблюдал, как будут исполнять команду его новые подчиненные, эти шутники. Время есть, впереди до официальной беседы с майором Матюхиным еще целая ночь, и он поможет смешливым, озорным ребятам как следует развлечься. Шутить так шутить — на всю катушку.
Впрочем, грузчики-доброхоты не особенно разволновались, увидав посыльную, и, казалось, никак не реагировали на ее отчаянные жесты. Снесли в склад еще по одному мешку, не спеша отряхнули пыль с одежды, посмеиваясь и благодушно переговариваясь с «товарищем Анильей». А высокий русокудрый поиграл ей что-то на губной гармонике, похлопал по плечу, дескать, не переживай, командир один, а нас вон четверо. Ничего, подождет.
Нет, Полторанин тоже не очень-то переживал. Пускай порезвятся, пускай посмеются на досуге. А уж потом будем подбивать бабки и подсчитывать: кто же, оказывается, смеется последним? и почему смеется.
Когда они наконец вошли в комнату (а шли вразвалку, гурьбой, с улыбочками и под губную гармошку!), старший лейтенант невольно залюбовался парнями — такими они вблизи оказались крепкими, плечистыми, налитыми зримой мужской силой. От них и пахло по-особому, не по-солдатски — кожей и шинельным сукном, — а чем-то свежим и острым, каким-то полевым или лесным вольным духом, как, например, пахнет от вернувшегося охотника. Комната сразу показалась маленькой, неуютной и полутемной.
