Ведь насколько было известно Крюгелю, злополучное августовское предписание тоже появилось благодаря именно протекции Фромма. Уж не говоря о том, что, как совершенно прозрачно намекал Крюгелю в доверительной беседе фон Тресков, генерал довольно близок к офицерской оппозиции, знает о существовании «тайной Германии» во главе с Клаусом фон Штауффенбергом и относится сочувственно к ней.
Чем же объяснить столь холодный прием? Не барьерами же традиционно-прусской субординации и уж, во всяком случае, не личной неприязнью генерала к Гансу Крюгелю! Когда-то Фромм — командир легко-егерской дивизии — чуть ли не с отеческой нежностью называл его «крепыш Гансик». Да, времена, к сожалению, меняются…
Бесцветный, равнодушный взгляд, бесцветные, казенные слова: «…поздравляю с назначением на весьма ответственную должность… Выражаю уверенность, что заслуженный и храбрый фронтовой офицер Крюгель будет и впредь самоотверженно служить интересам великой Германии…»
Ни искорки живого, человеческого чувства…
Крюгель озадаченно смотрел на старого генерала, на его редкий по теперешним временам орден периода первой мировой войны, ощущая лишь вязкую оглушающую тишь огромного кабинета. Четко стучали на сейфе старинные часы в резном деревянном корпусе стиля «Бидермайер». Генерал вздохнул и произнес с хриплой торжественностью:
— Жизнь очень спешит, если мы сами медлим. Запомните это, оберст!
— Яволь, герр генерал!
Что за странный намек? Кто и почему должен спешить? И куда, собственно?
И вдруг Крюгеля осенило. Всемогущий генерал, главнокомандующий людскими резервами Германии, в чьих руках одновременно сосредоточены и все арсеналы армейских вооружений, боится собственного кабинета, его задрапированных шелком бетонных стен, и особенно опасается этого фигурного старинного столика с разноцветными телефонами (не зря же он так старательно на дистанции обходит его и упорно топчется тут, у самого порога). Генерал Фромм наверняка боится подслушивающих аппаратов — вот чем объясняются его напыщенные, рубленые и двусмысленные фразы.
Крюгель понял: делать здесь больше нечего. Все остальное можно будет узнать у Клауса фон Штауффенберга — его кабинет где-то на одном из этажей этого же здания. Он стукнул каблуками, сказал громко, почти выкрикнул:
— Буду стараться, герр генерал! Для меня, солдата, интересы Германии превыше всего! Благодарю за доверие, герр генерал!
— Счастливой службы, оберст! Хайль фюрер!
— Хайль!
Так, верноподданно покричав друг другу, они расстались. Крюгель даже не расспросил толком, куда и на какую должность получил назначение, надеясь все это уточнить у Штауффенберга.
