Пока мужчина в чёрном смотрел на извивающуюся на сцене танцовщицу, вожделение в его глазах внезапно сменилось ужасом узнавания. Мужчина в чёрном отвернулся и выбежал за дверь, а следом за ним по пятам гналась и «проблема».
Очень любопытно.
– Кто в ту смену был на сцене?
Леди Мадонна сверилась со своими записями.
– С полуночи до пятнадцати минут второго работала Глория.
Минуту или две Нуар вспоминал, кто она такая. Он обзавёлся таким количеством невест, что спустя век их имена и лица слились в одно пятно. Он больше помнил о её предыдущем хозяине, чем о ней самой. В то время – это был распространённый случай – подавляющее большинство его невест принадлежало его бывшим бизнес-партнёрам, которые имели глупость предать его. Кто-то мог бы сказать, что он нескончаемо повторяет финальный акт Эдипова комплекса между ним и его отцом, но сам Нуар считал это неотъемлемой частью своей жизни.
– Пришли её ко мне. Этой ночью её узнали – я хочу знать, кто именно.
– Как прикажете, милорд.
Нуар забрал пульт управления у леди Мадонны и перемотал на тот момент, когда «проблема» повернулась лицом к сцене. По какой-то причине он почувствовал дрожь возбуждения, которую испытал, когда был в бегах от Инквизиции.
Что-то подсказывало ему, что нечто интересное произойдёт снова.
Глава 10
Презирая городское подобие жизни расползающейся столицы, аромат жимолости каким-то образом распространял благоухающее тепло в ночном воздухе. Со своего места на балконе отеля Соня наблюдала за светлячками, стайками облепившими деревья в близлежащем парке, словно китайские фонарики. Вообще она не имела обыкновения наслаждаться видами природы во время работы, обычно сидя на корточках на заброшенном складе в не самой приятной части города.
Она запустила руку в карман куртки и вытащила бутыль, которую дала ей ВиВи, зажав её между большим и указательным пальцем. Сосуд напоминал тёмную мерцающую каплю, оставаясь прохладным на ощупь. Зрелище пленённой души Джадда, горящей со всей силой чистоты, приводило всё её существо в отчаяние такое же глубокое и сильное, как первая любовь.
Она поднесла бутыль к своему уху и услышала почти незаметное жужжание, напоминающее пчелу, закрытую в мейсоновской банке>[45]. Она почти приблизилась к тому, чтобы разгадать, что именно мог означать этот звук. Знал ли он, что она так близко?
Знал ли он, что теперь свободен от Мальфеиса? Или то, что он мёртв? Осознавал ли он хотя бы что-нибудь из этого? Или же он пребывал в месте, которое нельзя назвать словами, даже если бы мысли вдруг материализовались в слова?
