Сидим на дежурстве с хирургами, пьем чай, истории смешные рассказываем. Звонок из санпропускника – привезли. Спускаемся. И начинается.
Привезли старушку, она зевнула особенно сладко, и у нее челюсть выскочила. Сидит с распахнутым ртом. Смотрит огромными глазами – перепуганная вся. Головой кивает, руками разводит, сказать ничего не может. Маргарита ей челюсть вправила, и старушка давай сыпать, как из худого мешка, – и говорит, и благодарит, и рассказывает и что с ней случилось, и как она вдруг, да вот, да челюсть, и говорит, и говорит, и говорит. Маргарита сначала ее слушала, пишет и головой кивает, потом посмотрела так сурово: «Ты, бабуля, если сейчас не замолчишь, я тебе челюсть опять выставлю». Та испугалась, замолчала, но ненадолго, потом опять начала.
Привезли мужчину. Дрожит весь, завернут почему-то в ватное одеяло. Развернули одеяло, а он сидит голый на табуретке. Мы сначала ничего понять не могли. Оказалось, он пьяный с женой поругался: «А! Ты меня совсем затравила! Ни покоя, ни воли! Я вот тебе сейчас отомщу!» Покой и волю он понимал своеобразно. Пошел в чулан, принес молоток и гвозди. Жена притихла, пилить его перестала, испугалась, но понять не может, зачем ему, пьяному, молоток да еще и гвозди. А он гордо снял штаны, сел на табуретку и самым настоящим образом прибил к ней мошонку. Он сильно пьяный был, боль не сразу почувствовал. А потом-то пробрало. Он орет, а сделать ничего не может. Жена мечется по дому, что делать – не знает. Вызвала «Скорую» – они ржут, грузят его в машину, везут к нам. И вот сидит он, болезный, в санпропускнике на табуретке, стонет, плачет, а у нас тоже проблема – клещи нужно искать. Клещи-то плотницкие не самый популярный хирургический инструмент. Хирурги стоят и ничего делать не могут от смеха. Ну, нашли клещи, гвоздь вытащили, зашили ему. Уж и не знаю, как он потом с женой-то жил.
Привезли труп из Мерети. Жена зарубила мужа топором. Он буянил, бил ее, а потом уснул, прямо на порожек голову положил и спит. Жена – женщина решительная, и замучил он ее сверх всякой меры – взяла и топором в висок саданула. Умер – не проснулся. Потом суд был показательный в клубе. Судья, прокурор, адвокат – все как положено, народу набилось – не протолкнуться, всем интересно. А она плачет: «Изверг этот меня совсем замучил – бил смертным боем». Зал кивает: точно, бил и кричал, что убьет, вся в синяках ходила. «Из дому выгонял на мороз с детишками». Зал опять кивает: выгонял в одной рубашке, по соседям согревались и прятались. Как напьется, сущий был дьявол. «А как меня расстреляют за этого кровопийцу, куда же дети-то пойдут?» А дети маленькие – трое, и старшему еще шести нет. «И родных у нас нет! Кто ж кровиночек пригреет!» А дети тут прямо в зале суда плачут и мамку зовут. Все опять кивают: действительно, некуда детишкам деваться, сиротами останутся, только в детский дом. Судья была женщина, она их слушала, слушала и вынесла приговор: убийство совершено в целях самозащиты, ввиду смягчающих обстоятельств – 5 лет условно. И освободили убийцу из-под стражи прямо в зале суда. И пошла она домой как героиня. Но этим-то дело не кончилось! Буквально через месяц опять привозят из той же Мерети труп мужчины. «В чем дело? – спрашиваем. А врач со «Скорой» говорит: «Эти бабы в Мерети совсем ополоумели: вот второго мужика жена зарубила. Видно, решила, что и ей с рук сойдет. Надо их по всей строгости закона, а то они всех мужиков перерубят». Ну и правда, на этот раз приговор был уже построже. А то бы, боюсь, двумя трупами дело и впрямь не ограничилось. Остались бы в русских селеньях одни женщины.
