«Допрос» двигался к концу, все перенервничали и устали, но тут директриса сделала ошибку, решив для порядка спросить Фурмана, как же он сам «ко всему этому» относится. Фурман твердо осудил левоэкстремистские и анархистские выступления, граничащие с обычным уличным хулиганством, а также оскорбительные выходки против конкретных людей. Но, с другой стороны, ему были понятны и причины недовольства части молодежи существующим положением. Главная из этих причин – бюрократизм в работе школьных комсомольских организаций, несоответствие между пропагандируемыми лозунгами и реальным бездействием молодежи. Более того, не секрет, что любые инициативы и предложения со стороны молодежи встречают противодействие со стороны вышестоящих органов. Об этом даже в газетах пишут. И в этом смысле Фурман считает выступления своих бывших одноклассников стихийным протестом против коммунистического формализма, с которым, как известно, боролись еще Ленин и Маяковский. Способ, безусловно, выбран неудачный, но все это позволяет задуматься о действительно существующих серьезных проблемах. Поэтому, по мнению Фурмана, со стороны партийных и комсомольских органов правильнее было бы не «давить» и «разгонять», а использовать проснувшуюся молодежную энергию в «мирных целях»…
Сил гневаться у директрисы уже не осталось. Она смотрела на Фурмана выпученными глазами и приговаривала: «Нет, вы только послушайте его… Еще этого нам не хватало!.. Дай бог, чтобы все обошлось…»
В школе Фурмана больше не трогали. Но переданные Тамарой Тимофеевной подробности городского скандала – особенно то, что к делу подключился КГБ (об этом Фурман даже не решился впрямую написать в своем неотправленном письме Боре), – произвели на него глубокое впечатление. Получалось, что, как ни вертись, а от него самого теперь в любом случае ничего не зависит.
Мама была совершенно потрясена тем, что ее сыну, который не имел к этому делу никакого отношения, не дадут поступить в институт. Она даже заявила, что собирается пойти в горком партии. Зачем? Чтобы посмотреть в глаза тому, кто принял такое решение, и объяснить ему, что нельзя в наше время вот так легко перечеркивать человеческую жизнь. Если понадобится, я пойду и выше! А чего мне бояться-то? Я же беспартийная!.. Папа, который еще с войны был членом партии, обиделся. Но ходила мама куда-нибудь или нет, Фурман так и не узнал.
Между тем его контакты с бывшими одноклассниками продолжались. В середине января он получил открытку от Власа-Колбаса с крайне вежливым («Передавай привет своим родственникам от меня и моих родителей») приглашением на его день рождения. По традиции там должна была собраться вся старая компания, и Фурман решил воспользоваться этим, чтобы понять, что все-таки происходит в школе и кто, кроме Смирнова, в этом замешан.
