Выше всех – всегда выше всех – сидел сам Фюрер, Адольф Гитлер, который как раз сейчас поднимался, чтобы ритуально почтить память умершего члена Партии. Мы все поднимаемся в хвосте ракеты Гитлера, – подумал Геринг. Вперёд и вверх, выше и выше.
В последнее время у него начали появляться мысли о том, как долго ещё это может продолжаться.
Исполненный энергией, как всегда заряженный обожанием огромной толпы, Адольф Гитлер медленно спускался по ступеням.
В его сознании беспомощно извивалась инопланетная сила, она чувствовала этот безмерный океан психической энергии обожающей толпы, но не могла вкусить её. Она должна освободиться, освободиться, чтобы манипулировать этими пешками на их погибель. Но она была заперта. Это единственное, что она могла сделать ради своего выживания, ради сохранения своего разума.
На мгновение Фюрер оступился из-за бушевавшей в его мозге борьбы. Придя в себя, он пошёл дальше.
Недалеко оттуда, всё это наблюдали Эйс и Доктор. Они были на вершине пологого холма, чуть в стороне от огромного круга ярких огней. Холм стоял на краю гигантской равнины, на которой собрались тысячи и тысячи людей. Несмотря на ночь, равнина была ярко освещена, гораздо ярче, чем если бы это был день. Её окружали прожектора, направлявшие в воздух столбы света, пересекавшиеся вверху так, что над центральной площадкой образовывался купол. Повсюду пылали факелы, развевались тысячи нацистских знамён на флагштоках. Но больше всего было людей – шеренга за шеренгой, колонна за колонной, в центре чёрные и коричневые униформы, а по краям толпы гражданских.
Несмотря на количество людей, была мёртвая тишина. Широкий проход разделял огромную толпу, его края обозначали штурмовики с ружьями с пристёгнутыми штыками. Единственная фигура в военной форме шла по проходу к алтарю, на котором был огромный венок.
Вокруг алтаря горели жаровни, их дым клубился вокруг одинокой фигуры. Немного постояв неподвижно, фигура вскинула руку в жёстком, почти механическом салюте. Толпа издала глубокий хриплый рёв, как будто одно гигантское существо: «Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil!» Казалось, что от этого рёва трясётся земля. На мгновение фигура замерла с поднятой рукой, а затем развернулась и пошагала обратно по центральному проходу, не обращая внимания на истерическое приветствие толпы.
Когда фигура проходила напротив их холма, Эйс узнала лицо того мужчины в шинели, который полз к ним по улице, страдая от боли. Теперь он был старше, набрал вес. Его белое лицо стало более пухлым, дурацкие усики стали немного гуще. И только глаза, всё те же ярко-голубые глаза, не изменились. Казалось, что они стали ещё ярче, сияя неземным светом.
