«Ну вот, — сказал внутренний голос, — теперь он знает, что ты здесь».
«Зато теперь я могу швырнуть монеты ему в морду».
Я сделал два шага в сторону кухни. Остановился и прислушался — снова бычье дыхание.
Я спросил:
— Ты кто такой? — к великому стыду, мой голос дрогнул на последнем слоге.
Но ответа не было.
— Отвечай!
Снова тихо.
— Я знаю, что ты здесь! Я слышу, как ты дышишь! — говорил я уже без дрожи в голосе, храбрясь, стараясь подавить его морально.
На кухне раздались шаги, в проеме появилась исполинских размеров тень. Оно надвигалось на меня — бородатое чудовище с пистолетом в руке…
Я закричал.
— Ой, только не надо орать, — сказало «чудовище», жмурясь. — И так голова болит.
Я узнал голос — это был дядя Ваня, брат отца. Мы давно не виделись, и его широкая седая борода сперва сбила меня с толку. В левой руке он сжимал початую пол-литрушку коньяка, а в правой — револьвер.
— Дядя? О-ох! Ты напугал меня до чертиков.
Он подошел и протянул бутылку.
— Подержи.
Я взял ее, и он освободившейся рукой отвесил мне звонкий подзатыльник.
— Это за то, что не пришел на похороны, — сказал он, забирая свое пойло назад.
— Когда ты успел отрастить бороду? — спросил я.
— Надоело бриться. К тому же, говорят, так я похож на Хемингуэя. А? — он повернулся в профиль, давая мне возможность оценить сомнительное сходство.
— Как… как ты открыл дверь?
— Открыл? Да она была открыта.
Он снова протянул бутылку.
— Держи.
Я знал, что сейчас опять получу затрещину, но сопротивляться не стал. Дядя от души засветил мне по уху:
— Это за то, что оставил на полу разбитую лампу. Из-за тебя я наступил на нее и порезался. Теперь болит, зараза.
И, помолчав секунду, он отвесил мне третий — самый мощный — подзатыльник.
— А это за что?
— Бог любит троицу.
— Отлично. А теперь, когда мы закончили с рукоприкладством, может ты объяснишь, зачем тебе револьвер?
— Какой револьвер?
— Тот, что в левой руке.
— А? А-а-а, ты об этом? Это кольт.
— И зачем он тебе?
Дядя удивленно посмотрел на хромированную поверхность ствола, словно и сам забыл о его предназначении, потом вдруг затряс головой.
— Ой, что-то мне поплохело. Пойду-ка я прилягу. Где у тебя тут комната для гостей?
Похрамывая, он зашел в мою спальню, осторожно поставил бутылку на тумбу и завалился на кровать. На левой ступне у него действительно темнели два глубоких пореза, и свежая простыня быстро покрылась багровыми пятнами у изножья.
— Ты не ответил на вопрос, — сказал я. — Зачем он тебе?
