Кажется, стремление красавицы унизить светлейшего было вызвано в ней единственным желанием — чтобы хан оставил ее в покое.
Хан покинул ее шатер расстроенный...
В тот день он никого к себе не пускал. Между тем его приближенных все сильнее беспокоило положение, в котором все они оказались. Никто не задумывался над тем, что на самом деле происходило с повелителем, никто не сочувствовал бедняге, зато все готовы были осуждать его.
Между тем светлейший все еще не оставлял надежды добиться снисхождения пленницы...
Вечером он распорядился, чтобы ее привели. Кажется, красавица упорствовала, потому что ее буквально втолкнули в шатер. Несчастная упала прямо к ногам повелителя...
Отпустив слуг, хан приблизился к лежавшей. Золотая вышивка на его синем халате и такого же цвета шапочке блестела в свете живых факельных огней. В своем наряде светлейший выглядел джинном, готовым исполнить любое пожелание возлюбленной.
Между тем красавица, распластавшись на ковре, прятала лицо. Неподвижность ее и молчание говорили все о том же — об упрямстве и ненависти.
Опустившись на колени, хан нежно тронул рабыню за плечо, попросил:
— Посмотри на меня. Не прячь лица, солнце мое.
Затворница даже не пошевелилась.
Тогда хан нагнулся, нежно обнял ее и стал целовать в затылок, шею, спину.
Но упрямица не отреагировала и на это.
И тогда хан замахнулся и ударил ее...
— Я могу сейчас же прикончить тебя! — взревел он. — Слышишь ты, дрянь! Ты должна любить меня! Я повелеваю!
Сей взрыв являлся проявлением бессилия. Колодец терпения светлейшего был исчерпан.
Но и жестокость не подействовала на упрямицу: бедняжка Эвелина даже не пошевелилась, не издала ни звука. И только из глаз ее вдруг полились слезы...
— Ты будешь моей! — продолжал хан. И наконец сам упал возле несчастной и зарыдал от бессилия и ужасной душевной боли.
Теперь слезы лились из глаз обоих. Но даже это не объединило их.
— Скажи! Скажи что-нибудь! — стал умолять светлейший. — Скажи о своей ненависти! Скажи о презрении! Только не молчи! Твое молчание леденит мне сердце!.. Пойми, страсть переполняет меня! Ты мне по нраву! Готов быть с тобой до конца дней своих!.. Будь же снисходительна!
Но пленница не ответила и на этот раз. Вскоре слезы ее высохли, а глаза стали красными. Казалось, ненависть только укоренилась в ней за время этой встречи.
— Камень! Холодный камень! — изрек в бессилии светлейший и наконец поднялся, чтобы пересесть в кресло. — Только одно и остается: убить тебя!..
