Действительно, красота пани Розы не могла никого оставить равнодушным. Любой мужчина, кому случалось хотя бы мельком увидеть жену пана Ибрагима, начинал чувствовать себя, как после глотка доброго вина. Возможно, из-за упреков и ревности мужа бедняжка Роза стала быстро увядать. Не такими пышными и волнующими стали ее формы. А позже, когда она родила Лину, у нее начало побаливать сердце... Порой боли приводили бедняжку в состояние обморока. Свалившиеся болезни вкупе с душевным расстройством в конце концов заставили пани самочинно лишить себя жизни — несчастная утопилась в усадебном пруду, в проруби. Лине шел тогда второй годик...
Несколько месяцев после этого пан Ибрагим не выходил из дома. Ужасные переживания явились причиной его ранней седины. Потеряв любимую, бедняга наконец осознал, что был не прав, что вел себя не как любящий супруг, а как рабовладелец. Он понял, что должен был потакать устремлениям супруги, должен был постараться сделать ее жизнь такой, какой она сама хотела ее видеть! Когда он понял это, то угадал и глубину своей ошибки. За те несколько лет, что прожил с пани Розой, хозяин Ловчиц ни разу не исполнил ни одного ее сокровенного желания. Он покупал ей дорогие наряды, дарил украшения — но ни разу не услышал от нее искренней благодарности, ибо так и не удосужился спросить, чего бы она сама хотела от жизни...
С тех пор бедняга больше не заглядывался на женщин — хотя, конечно, мог бы найти хозяйку в дом, мачеху детям. Пани Роза так и осталась для него идеалом женщины. И, естественно, как это должно было быть, упрямство доставляло несчастному лишь мучения. Пан жил одной мыслью — как бы искупить свою вину. Его заботой стали дети. Он благоволил к Лине, потому что та была похожа на свою мать. Пан Ибрагим хотел вырастить детей, обеспечить их, а под конец жизни совершить хадж в Мекку, чтобы замолить свои грехи... Так и жил. Надеяться на что-то большее он не смел.
Воистину, Лина была копией своей матери. Панночка имела такие же роскошные черные волосы, такую же гибкую тонкую фигуру и такое же красивое белое курносое личико. Понятно, отчего пан Ибрагим так усердствовал. Иногда за столом, за чаркой крепленого яблочного вина, он путал жену с дочкой, мог назвать ее Розой. А случалось, падал перед ней на колени и начинал слезно просить прощения.
— Прости, солнце мое, — говорил он в приступе отчаяния, — я был неправ! Это любовь сделала меня таким глупым! Обожаю тебя! И знаю, как искупить вину! Но прежде... прости!
