Ульяна Гамаюн. Осень в Декадансе. – М.: ОГИ, 2014
«Появление всех публикаций писательницы сопровождалось бурной полемикой», – предупреждает аннотация на обложке «Осени…». Уточняю: полемизировали насчёт Гамаюн единственный раз. И большей частью про отказ от премии Белкина. Скандал, по определению координатора премии Н. Ивановой, вышел псевдолитературный. А сами тексты к дискуссиям не особо располагали. Говорить-то, в сущности, было не о чем: идея, интрига и образы издохли под грузом манерных тропов. О них в основном и толковали. «Язык жеманный, на грани и за гранью пошлости», – раздражённо огрызнулся Ю. Буйда. Прочие единогласно объявили Гамаюн наследницей Бабеля и Олеши и на том успокоились. Хотя анамнез у днепропетровской жеманницы с почти набоковским псевдонимом явно другой: Элтанг, Славникова, Иличевский, Шишкин… Словом, интеллектуальная проза, которая у нас не имеет ни малейшего отношения к интеллекту. Стоит она на двух китах – оголтелом самовыражении и фанатичном самолюбовании. Оттого главная её коллизия – презентация авторского кругозора и авторского красноречия. Мандельштам в сердцах обозвал подобную манеру письма аутоэротизмом – и не ошибся.
Гамаюн, изволите видеть, к 30 годам прочла кое-что и страшно боится, что этот факт останется незамеченным. Оттого по страницам вояжирует северянинская каретка куртизанки, ковыляет булгаковский пёс с обваренным боком, бар носит бодлеровское название «Амур и череп»… Приветы от прочих классиков, от Брюсова до Кафки, также налицо. По прочтении не остаётся ничего, кроме тягостного недоумения: это, простите, о чём? а главное, зачем? Сформулировать идею затрудняюсь – впрочем, она и для авторессы второстепенна. У Гамаюн другие задачи: обозначить круг своего чтения и увесить всякую фразу гирляндами пёстрой мишуры.
У.Г. числится недурным стилистом, – по-моему, совершенно незаслуженно. Не страдает приличный стилист фатальным отсутствием слуха:
«с суммой», «с судейского», «с рук», «с рукава», «с рисунками», «с ритмом»
. И не путает кайму с окоёмом. И знает, что чурбан не может быть глиняным. А фразы вроде
«нахрапистая подмалёванная действительность»
или
«в перерывах между валанданьем»
с головой выдают неисцелимое отсутствие вкуса. Хотя для Гамаюн это дело опять-таки десятое: изобразительную точность она подменила спотыкливой вычурностью. На трёх с лишним сотнях страниц «Осени…» я нашёл всего лишь одно удачное сравнение:
«тёмные, похожие на зачехлённую мебель дома»
