Я обещаю – всё со мной в порядке...
Такой, падкой на денежки, ничтожной и никчёмной видится Москва из нормандской Малаховки. Насчёт тычков и разбитых очков – здесь, видимо, отражение старых стихов Долиной об опасности еврейских погромов в России (о том, что в отличие от нашей страны французы очень охотно выдавали евреев гестаповцам, бардесса-поэтесса, разумеется, не пишет). Вот какие стихотворения Долина «посвящяет» нашей столице. А какова интонация – смесь презрения и гадливости!
При мысли о том, что её ждёт в России, бардессу-поэтессу бросает в дрожь:
…Пойду вечерком в гастроном.
Ужасная дороговизна.
Лежит предо мной ветчина,
Тамбов или, может, Воронеж.
И стоит так страшно она,
Что можешь скакать – не догонишь
Иссохший, присохший паштет,
Как будто бы нежный и птичий...
Упомяну ещё лишь одно, право же, хулиганское стихотворение о ненавистной Москве.
...Такая вот ловкая тётка
Возьмёт и вколотит как раз
Звезду шестизначную (?) чётко
Промеж ошарашенных глаз.
Не хочешь, пожалуй что, по лбу?
Тогда пришивай на рукав.
И впредь не посматривай подло
На тех, кто силён и лукав.
Проклятая наша порода,
Прости нас, невидимый град,
Где нет ни зелёнки, ни йода.
Но был Александровский сад.
Ну никак не может слезть Вероника Долина с темы еврейских погромов, даже в своей любезной Малаховке на берегу Атлантического океана. Вот я и подумал: не в этой ли устойчивой неприязни к Москве, к России секрет успеха её у иных издателей – давай, мол, в год не по маленькой книжке, а давай по большой?
ЗДОРОВО, НО НЕПОНЯТНО-С!
Так, кажется, воскликнул крепостной слуга, прочитав стихи барина, в пьесе Грибоедова. Мне в голову пришли именно эти слова, когда я с трудом одолел семь коротких стихотворений Ольги Седаковой, составляющих сборник «Стелы и надписи». В нём поэтические тексты занимают семь страниц, столько же – рисунки, а учёный комментарий к ним – втрое больше.
Только не надо думать, что на рисунках изображены те артефакты, о которых пишет поэтесса. Об этом прямо предупреждает филолог Сергей Степанцов (автор учёных комментариев). Так, разбирая стихотворение «Женская фигура», он пишет: «Пожалуй, из известных мне памятников ближе других стоит к нему (к стихотворению) изящное изображение на стеле Поликсенеи из Национального археологического музея в Афинах (№ 733)…» Но честно оговаривается: «Могу признаться, что одной из претенденток на прототип стихотворения мне некоторое время казалась фигура «задумчивой женщины» из Мюнхенской глиптотеки (№ 482)…» Ну если уж сам господин учёный специалист не может с этим определиться, то нас, неспециалистов, никто не осудит.
