В сборнике «Под осенними звездами» было 150 стихотворений, очень разнородных по темам, мотивам, настроениям, и потому Рыльский, переиздавая позже, уже в советское время, эту книгу (1918 год на Украине был годом немецкой оккупации), произвел основательную чистку, оставив в ней только половину стихотворений и предварив ее предисловием, в котором писал: «Конечно, мировоззрение „Осенних звезд“ (название откровенно заимствовано у Гамсуна) отличается от моего нынешнего ощущения окружающих явлений»[3].
Каким же мироощущением пронизаны весьма живописные и певучие стихи книги «Под осенними звездами»? У поэта всегда было чувство вечно изменяющейся жизни, но отношение к этой жизни близко к эпикурейскому: наслаждение природой, охотой, любовью, искусством:
Когда убьют всё лучшее заботы
Житейские, и не найти следов
Прошедшего, и больше нет охоты
Идти ни из-под крова, ни под кров,
Тогда, искусство, мой оплот — одно ты:
В живой красе новооткрытых слов,
В звучанье музыки, земные ноты
Преображающей в небесный зов,
И в малой, взор ласкающей картине,
Безмерно большей, чем бескрайний свет!
Тебе, искусство, и твоей святыне
Благоговейный шлю поклон-привет.
(«Когда убьют всё лучшее заботы…»)
Но вот грянула революция. К ее приходу поэт, как уже говорилось, не был подготовлен. Его состояние, видимо, походило на растерянность перед событиями, следствием чего явилось желание до поры до времени остаться в стороне от общественной борьбы, замкнуться в мире искусства и природы. Не случайно в полемических строках поэмы «На опушке», написанной между февралем и октябрем 1917 года, говорится:
Пускай себе премудрый фарисей
Его зовет — «поэтом без идей»
[4].
Что же оставляет себе поэт в мире, уже стоящем на пороге Октября? Какие ценности, какую исходную позицию для творчества?
Софокл и Гамсун, Эдгар По и Гете,
Толстой глубокий и Гюго литой,
Петраркины точеные сонеты
И Достоевский, грешный и святой,
И книги все, земные все поэты
Сродни ему, душе его живой…
Однако значение этих литературных деклараций не сводится к стремлению отгородиться от живой современности. Говоря об опытах молодого Рыльского, следует указать на одну примечательную особенность их, которая сохранилась и на последующих этапах литературного пути поэта и которая в значительной мере определила его облик как художника. Уже в ранних стихах Рыльского обращает на себя внимание обилие литературных отражений, реминисценций шедевров мирового искусства. Его творческое вдохновение загоралось от общения с литературными памятниками прошлого. Сошлемся хотя бы на эти стихи:
