Путь не близкий, зато дороги не чета тем, что уже проехали. Выступали мало – старались поскорее добраться до вольного имперского города Гамбурга (таков его официальный статус), главнейшего из портов на Северном море.
Я безмерно радовалась возможности оказаться подальше от Померании и от фон Борк – красавицы с извращёнными наклонностями.
Молва нисколько не преувеличивала: Гамбург действительно был богатым и большим городом. А должен стать ещё крупнее, ещё зажиточнее. Бросались в глаза вереницы возов на подъезде к городу, везущих камень и лес. Строили тут с размахом. На обеих берегах Эльбы.
Трущоб здесь тоже хватало – роскошь и нищета уживались рядом, дополняя друг друга. Привлечённые богатством, со всех краёв сюда стекались мошенники и авантюристы, бродяги и проститутки, воры, и тому подобный люд, вплоть до беглых каторжников. Зуко, рассказывая мне о Гамбурге, сказал: «Тут меня обкрадывали, пару раз пытались ограбить, и разок ударили ножом». Словом – необходима осторожность.
Поставили лагерь на одной из городских площадей, стали выступать.
Стелла опять работала на верхотуре – отчаянная девчонка. Правда, выбора у неё не было. Себастьян жонглировал, подбрасывал и ловил тяжеленные, пуда на два, гири, завязывал узлом железные прутья в палец толщиной. Зуко веселил публику, сбивал с моей головы парик. С успехом шли сценки-репризы. Работа кипела.
У Барбары клиентов заметно поубавилось – одна-две местных кумушки за день заглянут, и то хорошо. Видно, вечно пьяная прорицательница не внушала доверия горожанам. Старуха редко показывалась на свет божий, даже в кабак за вином посылала Анатаса, сынишку Зуко. Встречаясь со мной взглядом, она криво ухмылялась – то ли не хотела показать, что чувствует себя виноватой, то ли замыслила недоброе.
Мужчины, в отличие от слабого пола, никогда не были основными клиентами Барбары. Поэтому я невольно обратила внимание на господина в плаще и при шпаге, выходящего из шатра прорицательницы. Да и как не заметить столь важную птицу. Подле входа его поджидал слуга, держа под уздцы двух коней – господского и своего. Красавец гнедой, на которого резво вскочил господин, стоил, наверное, целое состояние.
Но главное – как посмотрел на меня этот барин. Как на вещь! Причём, вещь, принадлежащую ему!
У страха глаза велики. После встречи с Сидонией, я пугалась любого пристального взгляда, но этот поверг меня в трепет.
Неспроста он так посмотрел. Берегись, подсказывало чутье. Но нужно идти выступать: зрителям нет дела до твоих страхов.
