Сидония кивнула. Она опустилась на оттоманку, рванула на себе колье с рубинами – ей не хватало воздуха.
– Вам плохо, ваша милость? – спросила я, надевая сюртук.
– Нет, всё в порядке, – ответила Сидония. Она взяла себя в руки.
Некоторое время молчала. Я стояла подле, ждала, что скажет.
– А тебе идёт платье мужчины, – небрежно обронила хозяйка. В самообладании ей не откажешь. – Однако хоть ты и умеешь предвидеть будущее, всё же допускаешь оплошности. Женщина, «мой юный друг», когда смотрит вверх – поднимает глаза, мужчина – запрокидывает голову… Дай руку! – приказала она неожиданно.
Я выполнила приказ.
– Видишь! Ты протянула руку ладонью вниз, мужчины же, всегда подают ладонью вверх!
Ух, ты! А ведь верно.
– Благодарю вас, ваша милость.
– Пустое. Так когда, ты утверждаешь, меня должны казнить?
– Не скоро, ваша милость! Через тридцать восемь лет. Сначала вас отправят в монастырь, затем заточат в Тюремную башню, а уж потом…
Сидония облегчённо вздохнула:
– Вот как! Что ж, у меня есть время подготовиться. Садитесь, мой друг, – сказала хозяйка, переходя на «вы». – Сейчас нам принесут вина и перекусить, затем мои люди доставят вас обратно. Пока же, расскажите мне…
Мы беседовали ещё часа два, угощались вином. Сидония расспрашивала, выведывала секреты пророчеств. Я, как смогла, удовлетворила её любопытство, вспомнив рассуждения «ясновидящих» и «экстрасенсов» двадцать первого столетия. Сидония осталась довольна.
А я была готова пожелать ей отправиться на костёр прямо сейчас. Жаль – нельзя. Хорошо, хоть не домогалась.
На прощание она сказала, что в случае надобности разыщет меня, и пожаловала две монеты. Золотые!
«Кто пьян да умён – два угодья в нём», – любила повторять Барбара к месту и не к месту. Старая ведьма успешно сочетала оба качества. В последнее время она начинала прикладываться к бутылке с раннего утра, чтобы к вечеру напиться до положения риз. Как удавалось ей обслуживать клиентов в таком состоянии – одному Богу ведомо.
После случая с фон Борк я возненавидела свою «благодетельницу» – её длинный язык едва не стоил мне головы. Неизвестно к тому же, каким унижениям могла подвергнуть меня Сидония, прежде чем выдать палачу. По злому ли умыслу Барбара передала фон Борк неосторожное высказывание о том, что мне известна её судьба, или старуха просто проболталась, не знаю. С того дня я старалась всячески избегать общения с предательницей.
В Штеттине мы пробыли две недели, дали десяток представлений, да и двинулись дальше – в Гамбург.
