Если продумать этапы развития человечества, становится очевидно, что рано или поздно наши отдаленные предки должны были подметить связь между совокуплением и зачатием, а значит, и сообразить, кто является отцом родившегося ребенка. Нетрудно предположить, что это открытие сделала женщина — Ева — и плод сего познания передала мужчине, Адаму. Это событие положило конец существованию первобытной общины, когда каждый мужчина племени одинаково заботился обо всех детях. Этот круг тем подробно освещен в моей книге «Поучение Исаака», поэтому здесь упомяну о них лишь вкратце.
Адам узнал от Евы, что если только он будет близок с ней, то и рожденный ею ребенок тоже будет принадлежать лишь ему, Адаму. Так появилось разделение на «мы» и «они» и возникла жажда обладания кем-то или чем-то. Тогда человек произнес впервые: «Это мое». Мое и моих детей, Это моя Ева — моя женщина, мать моих детей. Тогда же, согласно мифу, люди осознали наготу свою и прикрыли ее листьями смоковницы: то есть их половая принадлежность стала сугубо личным, интимным делом. Матриархат прекратил свое существование, на смену ему пришли патриархальный принцип владения и жажда власти, когда необходимо защищать своих и все, что им принадлежит.
Осознание первыми людьми собственной наготы, как правило, упоминалось и упоминается лишь в связи с сексуальностью — и главным образом в тех кругах, которые усматривали в этом грех. Но ведь нагота — и символ уязвимости, смертности человека. Следовательно, библейскую фразу можно толковать и так: разверзлись очи их и прозрели они смертность свою. Так обобщение повседневного опыта стало первым шагом к науке, можно сказать, к философии. Человек осознал, что в начале пути стоит наг, то есть беззащитен.
Ну а древо жизни, к которому ни Ева, ни Адам даже не притронулись, по всей вероятности, символизирует вечность бытия. Стоит задуматься, отчего Адама и Еву (вместо обретения познания или помимо этого) не соблазнил плод с древа жизни. Должно быть, потому, что для человека, лишенного возможности обладать знаниями, вечная жизнь обернулась бы проклятием страшнее смерти. Даже представить себе невозможно мир, в котором в неизменной форме, такими, как их сотворил Господь, вечно с теми же физическими и умственными качествами живут бессмертные люди и животные.
Напрашивается вывод, что Ева предпочла плод с древа познания, то есть возможность развития, хотя из Божественного предостережения явствовало: цена ему — бренность бытия. Но можно ли по-прежнему считать послушание добродетелью, даже в наше время, в эпоху демагогических кумиров?
