– Повторю, Паша: задумана крупная политическая акция! Чтобы отвлечь разоренную и разворованную страну от главного!.. Рассуди сам: о чем сто сорок восемь миллионов думали до этой передачи? Думали: как жить на одну зарплату – цены у нас, ты знаешь, как в Париже; как спасти свой «малый бизнес» от официальных и неофициальных рэкетиров, как не встретиться с бандитами, изловчиться и не купить «паленую» водку… А теперь о чем будем думать? О том, что скоро все полетим в пекло! Это, конечно, отвлекает…
Слушая об «ужасах», которые предстояло в очередной раз пережить бедному российскому народу, «летописец» рассеянно думал о новом модном направлении в мыслях большого числа современников: с мазохизским, порой просто необъяснимым удовольствием почти все стали где попало вслух по-всякому ругать власть – благо, дело это, еще недавно немыслимое, стало, кажется, безопасным. «Есть тут кроме справедливой неудовлетворенности властью (а когда и в какой стране все довольны властью?), еще и немалая доля примитивного лукавства: на власть можно списать и те свои неудачи, в которых виноваты вовсе не некие высокопоставленные злоумышленники, а только собственная лень, нежелание лишний раз пошевелить мозгами или руками, проявить инициативу, в конце концов, рискнуть… Возможно, и Гурсинкель, сплетая сейчас свою банальную филиппику, еще и оправдывается перед самим собой за неудачную, сложившуюся хуже, чем честолюбиво мечталось в молодости, и уже к закату повернувшуюся жизнь…».
Крупными звездами засветилось вдруг потемневшее небо.
Грушин поднялся со скамейки. Его словоохотливый собеседник, у которого, судя по всему, оставалось еще много невысказанных идей и не было желания расставаться с человеком, которого он считал приятелем, тоже встал.
– Хочешь, Паша, анекдот?
– Новый?
– Хорошие анекдоты, Паша, не бывают старыми. Они – как библейские притчи, или как никогда не умирающее классическое искусство, или, на худой конец, как хорошо и правильно выдержанное виноградное вино. В них – вечное!.. Так хочешь… про партизан?
Грушин улыбнулся и подал аптекарю руку:
– В другой раз, Миша.
3.
Дома Павел Петрович включил телевизор. Сел на край рядом с телевизором стоявшего стула, быстро «пробежал» по каналам. Передачи были обычными. Президент поехал в Марокко; вкладчики в строительство, не получив еще не построенных, но уже купленных квартир, в своем новом доме, кем-то проданном на сторону, построили баррикады и организовали голодовку; в Чечне убиты два бандита и пять милиционеров; канал «Евроньюс» сообщал новости о взаимоотношениях израильских евреев с палестинцами – взаимоотношения были такими же, какими были и вчера, и позавчера, и все последние десятилетия…
