Конец света | страница 21



Аптекарь фамильярно подергал Грушина за рукав рубашки:

– Ты, Паша, как всегда, неуместно шутишь, а я тебе категорически скажу так: задумана крупная политическая акция! Антинародная!

В молодости проработав под конвоем десять лет на дальневосточных золотых приисках – за несвоевременный донос на двоюродного брата-космополита, Михаил Михайлович освоил там не только несколько горных профессий, но и, как он однажды признался, «в результате долгих самостоятельных размышлений понял все секреты политических фокусов».

– А может, телевизионщики пошутили? – уже серьезно спросил Грушин. – Сегодня журналисты заработали хорошие деньги.

– Деньги, Паша, извиняюсь, надо получать за честное дело. Врач – за то, что вылечил, учитель – за то, что научил, изобретатель – за то, что изобрел. А пресса – за то, что не врет, не морочит людей, рассказывает то, что есть… Нечестные деньги – неденьги, потому что они никаким эквивалентом общественно-полезному труду не являются. Так, кажется, по Марксу?

– Кажется, так.

– Поэтому и телевизионщики, если врут, получают не эквивалент, а пособие из общака.

– Ты расскажи это новым русским, только боюсь, они не сразу оценят твой марксистский пафос.

– А в это время Система

Грушин деликатно вздохнул.

«Любит, любит поговорить о высоких, особенно опасных материях русский интеллигент!», – воскликнул бы, наверно, классик нашей литературы позапрошлого века. Сколько таких возвышающих душу разговоров помнит ободовский «летописец», сам немалую часть молодой жизни посвятивший им – в компаниях московских друзей, под сорокоградусную водочку, в синем дыму крепких сигарет!

…Волнуясь и все чаще поправляя на носу очки, аптекарь уже в течение нескольких минут растолковывал Грушину «тайные псевдодемократические процессы», инициированные коррумпированным Кремлем, и, судя по всему, собирался еще долго освещать «современные политические стороны жизни», но давно переболевший подобными забавами Грушин решил по возможности покорректнее, но и побыстрее закончить ставший ему не интересным разговор.

– Ты, Миша, скоро станешь пересказывать мне учения Бенедикта Спинозы или Егора Гайдара, но сначала разъясни про оторвавшийся от планеты «кусок» – как ты понял ту информацию, – на полуслове прервав далеко отвлекшегося от злободневного события аптекаря, попросил Павел Петрович (хотя он приблизительно и представлял себе, как ответит на его просьбу Гурсинкель, «но тут уж придется потерпеть»).

Пробормотав по поводу Спинозы «вообще-то его звали Борух», аптекарь, с каждой минутой все энергичнее жестикулируя, стал «разъяснять»: