– На тебе лицо не твоё! – сказала Ната.
Я снова понюхал её волосы и продекламировал:
«Словно в прошлое глядится
Месяц, вставший над рекой,
И янтарный лик двоится:
Он и тот же, и другой».
– Стихи твои? – спросила Ната.
– Брюсова!
– Вот как!
– Ни стихи не мои, ни лицо не моё.
– Более трёх лет уже… Думала, ты забыл…
– Не всё!..
Ната стояла, закрыв глаза и, незрячая, покачивалась.
– Не всё!.. – повторил я.
Ната развязала на халатике поясок.
– Докажи! – теперь голос будто у простуженной собаки был у Наты.
Скинув мокрые туфли, я вырвал себя из брюк и стал доказывать.
Потом доказывать стала Ната.
Надо мной повисли её глаза.
Они светились.
Они гасли.
Они и светились, и гасли одновременно.
Я приподнялся на локте и оглядел Нату с правого бедра до левого, а потом с левого плеча до правого колена.
Я всё оглядел.
И всё увидел…
– Выпьешь? – спросила Ната.
– Водки бы! Для смелости…
– Боишься меня?
– Себя!..
– Ишь ты!
– Что?
– А бублики с вареньем хочешь?
– Нет.
– А селёдочку?
– Если с кренделями.
– Кренделей нет.
– Тогда и селёдочку не хочу.
– Что же ты хочешь?
– Выть! – я оделся и подошёл к окну. Ветер гонялся за облаком, похожим на оторванное ухо.
– А ты – спросил я, – ты никогда не плачешь?
– Некогда мне!
– Такая занятая?
– Ты зачем пришёл?
Я не ответил.
Смотрел в окно.
Приклеенный к небу месяц походил на серебряную бровь.
– Молчишь? – спросила Ната.
Я молчал.
Ната отошла в угол комнаты и включила проигрыватель.
Пятый ноктюрн Шопена!
Вспомнил – мой подарок…
Была ранняя осень.
Были мы…
Сегодня мы снова…
– Сегодня ты открыла мне дверь, – сказал я.
– И что с того?
– На какое-то время мне этого хватит.
– Этого?
Не ответив, я коснулся дверной ручки.
Вдруг Ната вскрикнула:
– Скажи хотя бы, почему уйдёшь?
Я молча прикрыл за собой дверь.
Р. В.
Смотритель зоопарка Ади Финкель забыл накануне повеситься и теперь, проснувшись, искал оправдание своей забывчивости. Оправдания так и не отыскал, зато, решительно сняв со шкафа бледно-жёлтую валторну, вышел из дома.
– Снова здесь? – возмутился полицейский.
Ади стоял посередине площади и, стараясь не обращать внимания на полицейского, пристально вглядывался в здание городской мэрии.
– Да ещё вдобавок с трубой! – не унимался полицейский.
– Это валторна! – заметил Ади.
– Ненормальный! И труба твоя, как и ты, скрюченная…
– Тошно мне!.. – проговорил Ади.
Полицейский пожал плечами и вдруг напомнил:
– Вчера ты собирался повеситься…
– Забыл, – признался Ади.
– Ну, и слава Богу! А трубу свою убери!
Ади отвернулся, злобным взглядом прицелился в окно мэра города и, перед тем как обхватить мундштук валторны губами, объявил:
