– Правда?
– Зелёные!
– Надо же!.. – Давид поднимает ко мне голову. – А мой Мики подох…
– Не верь! – говорю я.
Мы молча выпиваем ещё по кружке.
– Надо же!.. – говорит Давид и вдруг, взглянув на часы над стойкой бара, вскакивает с места, словно пчелой ужаленный.
– Ты куда? – спрашиваю.
– Пойду я! – отвечает Давид. – Время кормить Мики!
Это нашло на них вдруг – словно провал тишины или вспышка лесного пожара.
– Ишь ты! – тяжело выдохнула она. – Ишь ты!
Он приподнял брюки, поправил сбившуюся на потной спине рубаху и отвернулся.
– Уходишь? – спросила она.
– Я – человек! – ответил он.
– Что?
– Люди всегда уходят.
– Захочу ещё! – сказала она.
– Неважно! – ответил он.
– Нет?
– Нет!
– Я всё равно захочу ещё!
– И я!
– Да?
– Неважно…
В комнате было и чисто, и светло.
– Приду ещё, – сказал он.
– Не надо! – ответила она.
– Нет?
– Нет!
Он помолчал.
– У тебя горячее плечо, – сказала она.
– Да?
– И пальцы тоже… – у неё напряглись глаза, а потом шея.
– Теперь ты как школьница! – сказал он.
– Что?
– Как школьница в ночь перед экзаменом.
У неё напряглись ещё и губы.
Она прошептала:
– Однажды мой муж повесился.
– Вот как?
– Мужчина в жизни женщины всегда испытание.
Он продолжал смотреть на её губы.
– Живые – живут! – сказал он.
– А кто ни жив, ни мёртв?
– Таким на земле не место!
Она отвернула голову.
Вдруг он прошептал:
– Я сказал глупость?
– Мне понравилось!
– Да?
– Скажи глупость ещё!
– Зачем?
– Когда мужчина говорит глупость, он говорит искренне…
– Ты о чём?
– О живых и мёртвых, и о тех, которым не место…
– Я приду ещё! – сказал он.
– Не надо!
– Нет?
– Нет!
– Жаль! – он заглянул в её глаза. Они были сухие и светлые. – Сейчас ты не как школьница, а как богиня!
– Та, что на Олимпе?
– Упаси Бог! – сказал он, подумав: – «Самое опасное в жизни – это оказаться на Олимпе…»
– Это закон?
– Закон!
В дверях она сказала:
– Оставлю Олимп и переберусь на маленькую горку.
– Так-то лучше! – сказал он и поклонился.
Возле домика вдовы лежали две грязные козы и тощий козёл, а по пустырю, заросшему дикой травой, бегал лёгкий белый ветер.
Мое бедное, печальное лето
Даниэлю Клугеру
Когда тебе за пятьдесят, то хозяева норовят как можно быстрее от тебя избавиться, заявив, что сейчас в стране экономическая лажа и ещё всякое такое…
Теперь мне приходится целыми днями мотаться в поисках другой работы, а намотавшись без всякой пользы, брести к центральной автобусной станции, где в одном из киосков давняя знакомая всегда готова угостить рюмкой вина.
Сегодня она вдруг говорит, что мне не мешало бы приобрести новый костюм.
