В ночь на первое сентября Мара внезапно проснулась - сиделки в комнате не было, отлучилась куда-то. Превозмогая слабость, она впервые без посторонней помощи встала с кровати и сделала два шага к окну. Крупные звезды конца лета глядели ей в глаза, тревожно мигая...
"В небе звездные россыпи..." - вспомнилось ей внезапно.
Все время после разлуки с Лазором пыталась она вспомнить эту его песню, но безуспешно. А сейчас слова вдруг сами пришли на ум - и вместе с ними вся колдовская сладость того вечера накануне Рождества...
И меж синими соснами Мы простимся навек...
Пощади, пощади меня, Господи - Отключи, отключи этот свет! Мара уже не замечала, что шепчет вслух эти слова, как молитву, бездумно глядя в глаза ночи.
- Пусть все в жизни нарушится, и умолкнет душа - отлучи, отлучи от минувшего, чтобы боль навсегда отошла!!! - это она почти выкрикнула, словно в лицо богу, в которого никогда толком не знала, верит или нет...
В следующий миг звезды перед ее глазами погасли.
Погас весь мир.
...Ее нашли утром в глубоком обмороке на полу возле кровати. "Ну разве можно быть такой безрассудной, у вас же были досрочные роды, вы еще так слабы, придется нам еще недельку подержать вас у себя..." Она не спорила.
Действительно, глупая неосторожность, каприз...
После этого эпизода она снова стала той Марой, какой была до поездки в Плескаву: спокойной, серьезной, положительной. Словно и не было ничего. Все ее родственники и знакомые вздохнули с облегчением: значит, действительно в ее заскоках была виновата лишь беременность.
О Лазоре она старалась вспоминать пореже - было и прошло, обычная выездная связь, а что забеременела - так не его вина и не моя. И "Двадцать семь признаков боли" вместе с фотографией отправились в дальний ящик письменного стола. Будем трезвы - вечная любовь бывает только в сериалах, а в жизни главное - выйти замуж подобающим образом.
Вскоре и случай представился - лучший аспирант отца Леопольд Ковенски начал за ней ухаживать.
Солидный молодой человек, подающий большие надежды, да и генетические показатели прекрасные - два с половиной, то есть три в случае удачной партнерши. Даже Линда в качестве приданого Мары не пугала его - денег хватит, и ее вырастим...
Вот только лепка скул у девочки была совсем не материнская, а прямые и жесткие волосы, на которых не держались ни банты, ни заколки, имели явственный золотой оттенок. Кто-то из гостей сказал однажды - медовый, Мару отчего-то передернуло. А еще... мелочь, конечно, но Линда обожала играть с крапивой. Сорвет листок и теребит в пальцах, а то и в рот засунет - как только не обожжется!
