— Все там же, в главке, заместителем начальника.
— Отца догоняешь!
— Ну, до отца мне еще далеко! А ты как? Как здоровье?
— Ничего! Скоро в строй. Да что мы здесь? Подожди минутку, я схожу к дежурному, пойдем в парк и там поговорим на свободе.
К счастью, дежурил по госпиталю знакомый врач, и, получив разрешение, Бочаров повел Канунникова во внутренний парк. Только войдя в тень липовой аллеи, Бочаров вспомнил, что в беседке остались Ирина и Федотов, и невольно растерялся. Ему стало больно и стыдно от мысли, что Володя, так хорошо знавший Аллу, сейчас встретится и будет говорить с Ириной, и в этом разговоре раскроет то, что Бочаров и сознательно и бессознательно таил ото всех. Возможно, из деликатности Володя ничего не скажет, но может подумать нехорошее, обидное для Ирины, а все, что касалось Ирины, Бочаров считал самым светлым в своей теперешней жизни.
— Ты чем-то взволнован, — заметил смущение брата Канунников.
— Да нет, так просто, — ответил Бочаров, чувствуя, как все лицо пылает от жара.
«Может, сказать, подготовить его?» — мелькнула спасительная мысль, но, взглянув на беседку, он облегченно вздохнул.
В беседке сидел один Федотов.
* * *
Проводив Канунникова, Бочаров вернулся в беседку. Все так же привалясь к спинке садовой скамейки, Федотов о чем-то сосредоточенно думал. Услышав шаги Бочарова, он повернул голову и, вновь привалясь к спинке, безразлично спросил:
— А ты не собираешься к семье съездить?
— К семье? — дрогнувшим голосом переспросил Бочаров. — Ты к чему это?
— Хотя бы к тому, чтобы уточнить отношения с Ириной.
— Ты что, говорил с ней?
— С ней не говорил, а с тобой собираюсь.
То, что сказал Федотов, было столь неожиданно, что Бочаров растерялся на мгновение, стиснул зубы и, вдруг почувствовав, как внутри все закипело от обиды и возмущения, прошептал:
— А кто тебе позволил в мои личные дела вмешиваться?!
— Дружба! — воскликнул Федотов.
— Дружба тоже имеет свои пределы.
— Настоящая — нет! И мне казалось, что мы дружим по-настоящему.
— Знаешь ли, кто для меня Ирина?! — выкрикнул Бочаров. — Я прошел с ней самое трудное, я отыскал в ней то, чего не мог найти в других. Нас война, огонь, смерть свели! И прошу тебя: не вмешивайся, я сам разберусь!
— А я только и хочу, чтоб ты во всем разобрался и не так, как тогда, в академии, с Аллой. Вспомни, разве я тебе не говорил, что Алла не тот человек? Жизнь ее — танцплощадка, мечты, наряды, цель — красивый и обеспеченный муж. Мы все видели это, а ты и не слушал и не признавал ничего.
