Потом этот врач много беседовал с медленно поправляющимся Жировым о гипотезе существования некогда на Земле высшей цивилизации, основанной богами-пришельцами, о «великом потопе», о катастрофическом промахе Икара… Что же до Платона, то врач придерживался традиционной гипотезы о том, что грек сочинил свою Атлантиду для обоснования идеального законодательства. Жиров же уверял, что «еще рано сдавать проблему Атлантиды в архив человеческих заблуждений». И чем горячее он спорил, тем его доктор сильнее радовался и крепче надеялся, что этот человек не сдастся болезни, даже такой. Тем более что в суждениях Жирова было мало чего от поэтических мечтаний Брюсова или Рериха, и уж совсем ничего от умственных «киллеров», вроде Гербигера и Блаватской. Жиров был и оставался ученым.
Николай Феодосьевич Жиров не выздоровел: болезнь приковала его к постели еще на двадцать пять лет. И тут начинается другая история – основателя советской науки атлантологии, и в ней нет трагедии; она открыта, как увлекательная книга, стремительна, как научный прорыв. И как научное знание, она не закончена.
На одном из придворных балов император Павел Первый обратил внимание на необычное поведение своей дочери Екатерины. Всегда такая серьезная, строгая Екатерина Павловна, с безаппеляционностью тринадцатилетнего подростка толковавшая о суетности светских утех, весь этот вечер танцевала, не присаживаясь.
Ее партнер, молодой генерал-майор с буйной смоляной шевелюрой и орлиным носом, герой Треббии и Сент-Готарда, князь Петр Багратион, на балах обычно подпиравший стенки и объяснявший это «неловкостью полкового служаки», сегодня довольно ловко кружил свою даму даже в ненавистном вальсе. Императрица Мария Федоровна заметив, что император раздраженно кусает губы, как всегда в таких случаях, принялась ему нашептывать… Катенька уже призналась ей, что влюблена в князя, возможно, это пройдет, хотя натура их дочери отличается редкой глубиной и постоянством, а ежели не пройдет, то и не беда – князь Петр царских кровей, в Европе его знают, никто не осудит, ежели и отдать герою в жены царскую дочь…
Павел Петрович на это воркование жены ничего не отвечал. Но сведенные в полоску губы и затвердевший взгляд говорили о том, что император уже принял решение, и оно – не в пользу чувств.
Уже несколько дней спустя Павел Петрович посетил князя Багратиона собственной персоной – в качестве свата. Невесту он привез с собой. Екатерина Павловна Скавронская ослепила князя Петра своей действительно редкой красотой и вскоре, с ловкостью светской львицы, довела дело до алтаря. Три месяца бешеной страсти закончились полным разрывом супругов: Багратион продолжил службу: его жена отбыла в Вену, чтобы из своего знаменитого салона плести интриги против императора Александра.
