В этот момент в проулок влетели сани, запряжённые тройкой великолепных белых, белогривых коней. Мелькнуло женское лицо с широко распахнутыми глазами, чернобородый осанистый кучер правил стоя, занеся кнут над головой — и тут в спину тяжело ударило, и во рту стало горячо и солоно. Уже ничего не видя, каким-то наитием Первей ввалился в пролетавшие мимо сани, мир завертелся колесом и погас…
* * *
Сознание возвращалось медленно, словно он всплывал неспешно, как утопленник, со дна глубокого омута.
— Живой… Глаза открыл, гляди-ка…
Сквозь тьму и зелень проступил женский лик. Именно лик — просто лицом увиденное назвать не поворачивался язык. Тонкие, иконописные черты, маленькие розовые губы, нежная, бледная кожа с едва заметным тонким румянцем. И огромные, густо-синие глаза, распахнутые во всю ширь, в обрамлении длинных густых ресниц. Вокруг головы ореолом пушились густые пшеничного цвета волосы, в крупных кольцах. Простоволосая женщина в Московии — чудо…
Первей тупо рассматривал чудесное видение, пытаясь сообразить, не является ли открывшееся ему свидетельством окончания им очередного круга и перехода в мир иной. Однако ноющая боль в спине навела на мысль, что его жизнь и приключения покуда продолжаются.
— Как ты себя чувствуешь? — произнесло видение.
Рыцарь поворочал во рту языком, толстым и непослушным.
— Где я? — сипло произнёс Первей первую осмысленную фразу, пришедшую на ум. В груди хрипнуло, булькнуло.
Лик чуть улыбнулся.
— Ты в доме боярыни Морозовой. Слыхал о такой?
Первей честно попытался припомнить.
— Не обессудь, госпожа. Издалека я.
— Ты чуть не погиб, витязь. Вот — она показала метательный нож, лежавший на столике — Это тебе влепили в спину те тати, с которыми ты бился. Ты их знаешь?
— Откуда, госпожа? Я и в Москве-то первый день.
— Кто ты?
Вопрос в лоб. Исполнитель он, ясно? Нет, госпожа боярыня, неясно тебе будет… Во всяком случае, не сейчас.
— Я странствующий рыцарь, госпожа. Судьба занесла меня в вашу Московию, можно сказать, случайно.
Густо-синие глаза пригасили своё сияние, прикрылись ресницами.
— Отдыхай, рыцарь. Всё будет хорошо.
Женщина встала, шурша шелками, вышла лёгкой, неслышной походкой. Вот интересно, зачем такие дурацкие у московских красавиц одеяния — шёлку да парчи полсотни аршин, денег потрачена уйма — а мешок мешком… И голову обнажать здешние женщины при посторонних полагают неприличным…
«Родная, отзовись»
Молчание.
«Родная, отзовись!»
Нет ответа. Почему?
«Родная, ты слышишь меня?!»
