- У вас есть характер. И не беспокойтесь, я уж пригляжу, чтобы Эра Николаевна не бедствовала. Конечно, у меня не ваши возможности, но тоже не угольщик.
- Я не беспокоюсь, Иннокентий Юрьевич, - сказал Овцын. - Даже лучше. Болтать вас будет милостивее, чем меня.
- А, - махнул рукой капитан Балк. - Если прихватит, всем одинаково достанется.
До краев наполненный опытом Балк стал припоминать, кому, когда, как и от какого шторма доставалось. После совещания Овцын проводил его
до шлюпки - «Гермес» уже стоял на рейде.
- Ну... берегите свой корвет, - улыбнулся Овцын, прощаясь,
Балк прижмурил глаза, крепко пожал ему руку и молодцевато прыгнул в шлюпку. Через два часа флагман снялся с якоря, и за ним цепочкой потянулись к морю сухогрузные и наливные самоходные баржи. Только к полуночи «Кутузов» замкнул собою колонну.
Марат Петрович глядел на узкие и длинные баржи, поеживался, словно от холода.
- Как представлю себе этих красоток в море, Перекреститься тянет, -сказал он.
- Они уже в море, - заметил Овцын.
- Я не о Белом море говорю.
- Белое море тоже не деревенский пруд. В позапрошлом году нас здесь так прихватило, что потом трое суток у Святого Носа собирались. Кого в Мезень унесло, кого в Кузомень. Всякое бывает на Белом море.
Часа три они молчали. Потом Овцын сказал:
- Сбавляйте ход, старпом.
Желтовато-белая стена впереди одно за другим проглатывала суда. «Кутузов» протаранил ее последним, и сразу переменился ясный ласковый и доброжелательно до этого настроенный к человеку мир. Мир померк, заволок пеленой глаза, наполнился ревом туманных сигналов, потек за шиворот холодной сыростью.
- Пожалуй, шторм - это даже лучше, - сказал старпом.
- Когда его нет, то конечно, - согласился Овцын.
Колонна то сжималась так, что под носом вырастала вдруг чья-нибудь корма, и старпом, отпихнув рулевого, яростно крутил штурвал, то растягивалась на несколько миль, и суда отчаянно гудели ревунами, созывая затерявшихся в непроглядном атмосферном молоке.
Ксения принесла в рубку обед. Лицо ее было напряженно-серьезно, и старпом впервые, увидев буфетчицу, не заулыбался, не стал молоть комплименты, даже не помог расставить на штурманском столе посуду.
Но все на свете имеет конец, кончился и туман.
Овцын поставил на вахту Соломона, услал старпома спать, а сам прилег на кожаный диван тут же в рубке. Когда он проснулся, колонна еще шла малым ходом, собираясь, выравниваясь, поджидая заблудившихся в тумане. Он спустил ноги, сунул их в туфли и тут заметил, что под головой была подушка. «Конечно, не Соломон подсунул, - подумал он. - Впрочем, дело полезное, - он погладил подушку ладонью, - пусть тут и живет».
