«Опаньки… Есть!»
В укромном уголке, сидя на высоком табурете, изящно сложив точеные ножки, подставила свою мордочку гримерше Оленька Николаева. Она кокетливо выпятила пухлые губки и слегка сморщила свой хорошенький носик, когда его коснулась пуховка. Гримерша нанесла последние штрихи и отошла. Из крохотной сумочки Оленька достала длинную черную сигаретку и оглянулась по сторонам в поисках американского миллионера с зажигалкой.
— На! — Лиза чиркнула спичкой.
Николаева опешила и слегка отстранилась.
— Ты?! — Подведенные Оленькины брови изумленно поползли вверх. — Привет… Ты как здесь?
Лиза молчала.
— Тебе чего надо-то, блаженная?
— Давай отойдем. Дело есть.
— Никуда я с тобой не пойду. Мне сейчас в кадр. Говори здесь, и побыстрее.
— Могу, конечно, и здесь, — спокойно промолвила Лиза. — Только слезь с насеста, а то ненароком свалишься, ноги переломаешь.
Оправляя коротенькую юбочку, Оленька осторожно спустилась на пол.
— Ну?..
— Где Кирилл? — без обиняков спросила Лиза. — Предупреждаю, врать не стоит, я знаю, что он у тебя. Вас видели.
Лиза, конечно, блефовала, но отступать ей было некуда.
— Какой еще Кирилл? Ты спятила, милая моя?!
Комедия могла затянуться, и Лиза решила поднажать:
— Слышишь, Николаева, ты, может, не в курсе, но я по дружбе тебя предупреждаю: Ревенко ищет его, и очень серьезно ищет. Если выйдет на тебя, башки тебе не снести. Сама знаешь.
— Да я-то тут при чем?! И с какой стати ты лезешь в это дело? Твой-то какой интерес?
— Обыкновенный. Она думает, что он у меня, и готовит репрессии. А мне эта подстава на фиг не нужна. И вот еще что. На него подали в розыск, он что-то такое натворил. Так что имей в виду, за укрывательство преступника пойдешь как соучастница.
Это было уже слишком, но Николаева почему-то сразу поверила:
— Ты что, охренела?! — завизжала она. — Какая соучастница?! Кто? Я? Знать не знаю о его преступлениях! — Оленькины фиалковые глаза округлились до размера пятирублевой монеты.
— Ты давай, Николаева, аккуратней, а то линзы выпадут. Короче, я тебя предупредила. А ты уж сама решай, кому его сдавать — маме Любе или ментам.
И, развернувшись на каблуках, Лиза направилась к выходу.
— Эй, дядь! — окликнула она в дверях какого-то мужичонку. — У вас что, перерыв, что ли?
— Да нет, конец уже, один дубль остался. Смена до десяти.
Лиза взглянула на часы — оставалось двадцать минут. Она вышла со студии, без труда определила на стоянке подержанный николаевский «Гольф», села в свою «шестерку», отъехала чуть дальше к троллейбусной остановке и стала ждать.
