— Странно слышать такие речи, — уклончиво ответил Лавриненко.
— Что так, Кирилл Федорович?
— Да ведь вы нам не доверяете, а тут вдруг командные должности. Не лучше ли нас запереть в каюту?
Лавриненко явно хитрил. Кондуктора договорились не входить ни в какие сделки с комитетчиками, осторожно прощупывать настроения матросов, выяснять отношение к себе.
— Если вы так хотите, можно и под арест, — твердо сказал Лобадин. — Но помните: тогда вас будем судить вместе с офицерами.
— Товарищи, — заискивающе посматривая на членов комитета, проговорил Лавриненко. — Как можно приниматься за дело, если не знаешь, за что борешься…
— Это верно, — вступил в разговор Оскар. — Постараюсь, чтобы вы поняли. Мы боремся за правду, за народное благо. Это понимают теперь даже офицеры. Лейтенант Шмидт — тому пример. — Оскар показал рукой на вывешенный в рубке портрет руководителя севастопольского восстания. — Несколько месяцев назад царские палачи расстреляли этого благородного человека, заступившегося за матросов и солдат. Светлая память об офицере Шмидте будет жить вечно.
Кондуктора слушали молча, украдкой обмениваясь меж собой взглядами.
— В революционной борьбе никто не может стоять в стороне, — продолжал Оскар. — Здесь или «за», или «против», третьего пути нет. Подумайте хорошенько и решайте. А сейчас приглашаем вас на митинг.
Команда собралась на баке.
— Я хочу рассказать о положении в стране, объяснить цель нашего восстания, — начал Оскар.
— Громче! Нам плохо слышно! — крикнули из задних рядов.
Оскара подсадили на чугунную тумбу шпиля. Стоя на ней, он рассказал о разгоне Государственной думы, о том, что большевики вместе с эсерами и трудовиками единым фронтом поднимают народ на решительную борьбу с самодержавием. Сообщил о восстании свеаборжцев, о решении комитета корабля идти на Ревель, присоединить «Ригу» и помочь эстонским рабочим взять власть в городе.
— Долой царя-кровопийцу и его правительство! — закончил Оскар. — Да здравствует наша победа! Народной революции — ура, товарищи!
— Ур-ра!.. — закричал Баженов, сорвав с головы фуражку и потрясая ею.
— Ур-ра!..
Когда установилась тишина, Лобадин спросил:
— Как быть с офицерами?
И снова все зашумели.
— Расстрелять — и дело с концом!
— Судить!
— За борт их!
— Тихо! — крикнул Лобадин. — Вопрос серьезный. Нужно не горлом, а головой его решать. Кто хочет говорить, поднимай руку.
— Дай мне сказать. — К шпилю протиснулся Баженов. — Наш корабль революционный, а потому и решать судьбу офицеров должны справедливо. По-моему, нужно создать матросский трибунал. Пусть он и судит офицеров в присутствии всей команды.
