На выстрелы со всех концов сбежались курсанты.
Бандита связали. Николая осторожно перенесли в избу.
Пойманный нагло смотрел на окружающих. Вывернули его карманы: письмо, приказ и желто-голубой значок. Офицер, бывший штабс-капитан, а теперешний атаман – Горленко.
Николай был тяжело ранен. Пуля пробила верхушку правого легкого и засела где-то возле лопатки.
…Возле каменной стены у церковной ограды, перед отделением курсантов, хмуро опустив головы, встали четыре человека, как пойманные волки бросая взгляды исподлобья. Сергей посмотрел на них холодно и спокойно.
На другой день эшелон быстро уносил курсантов домой – в Киев.
Встреча была устроена торжественная, с речами и цветами.
Начальник курсов сказал несколько приветственных слов, поздравляя с благополучным возвращением.
На следующий день были похороны убитых товарищей. Грустно и торжественно звучал похоронный марш.
В толпе Сергей на мгновение увидел Эмму. Она внимательно всматривалась в проходящие ряды курсантов и, казалось, кого-то искала.
Он был в строю и потому сказать ей ничего не смог.
Николаю сделали операцию и вынули круглую свинцовую пулю.
– Эдакая мерзость застряла, – сказал доктор, взвесив ее на ладони. – Сразу видно, что из дрянного револьвера.
Когда Сергей выходил из курсового лазарета, ему передали, что его хочет видеть какая-то девушка.
Он спустился в садик и увидел Эмму. Приветливо поздоровался с ней. По ее похудевшему лицу и беспокойному взгляду сразу догадался, о чем она хочет спросить. Рассказал ей все сам.
– Ему теперь лучше?
– Да. Приходите дня через три, и мы вместе к нему сходим.
Эмма ответила ему благодарным взглядом.
Она пришла после строевых занятий. Пошли в лазарет. У входа надели чистые белые халаты и прошли во вторую палату.
– Мы к тебе в гости, – проговорил, входя, Сергей. Николай радостно встретил их.
– И ты пришла?
– Пришла.
– А как же дома?
– Разве я ребенок.
Сергей, соврав что-то, вышел, оставив их вдвоем.
– Ты изменилась, Эмма, – заметил Николай.
– Может быть, Коля. Я много думала за последнее время.
– О чем?
– Обо всем. Досадно становится. Жизнь слишком монотонна. Кругом кипит, а тут все одно и то же.
– А бог как?
Посмотрела на него, подумала немного. Спросила серьезно:
– Неужели ты думаешь, что я и вправду до последнего времени в это верила? Надо было хоть чем-нибудь заполнять жизнь, если ничего другого не было. Да и не хотелось мать огорчать.
– Ну, а теперь?
Эмма остановилась в нерешительности.
– Теперь не знаю…
