— Холодно! — сказал Трофим. — Давай обоймемся.
Мишка растегнул мокрый пиджак, и Трофим под рогожкой крепко обнял его вздрагивающими руками, прижимая живот с животом, грудь с грудью.
Так же крепко обнял и Мишка товарища, стягивая полы пиджака на Трофимовой спине, и холодной, мглистой ночью, дыша друг другу в лицо, спасая друг друга от смерти, ехали они на вагонной крыше маленьким двуголовым комочком, слитые в одну непреклонную волю, в одно стремление — сберечь себя во что бы то ни стало.
— Мне теплее! — говорил Трофим.
— Мне тоже теплее, — соглашался Мишка.
— Подыши маленько в эту щеку!
— А ты мне подышишь…
— Угу…
Был короткий миг, когда в сердце у обоих родилась неиспытанная радость от согревшей дружбы. Не высказывалась она словами, ехали молча, но оба чувствовали ее в том, как хорошо, не страшно двоим…
И мертвая баба, теперь не пугающая, будто говорила им:
— Так, ребята, так!..
Утром продавали Мишкин пиджак на большой киргизской станции.
Трофим сказал последний раз тоном опытного человека:
— Четыре тысячи проси.
— Дадут?
— Не дадут — убавить можно. Первым покупать буду я. Ты хвали хорошенько свой товар и меня нарочно ругай, если я стану дешево давать. Понял? Заходи в народ.
Вошел Мишка в пеструю базарную гущу, держа на руке отцовский пиджак, с боку к нему придвинулся Трофим:
— Громче кричи!
Мишка взмахнулся пиджаком.
— Эй, купи, продаю!
Дал Трофим отойти ему немного, опять придвинулся, громко спросил:
— Стой! Сколько просишь?
— Ты не купишь! — обернулся Мишка.
— А ты откуда знаешь?
— Денег у тебя нет.
— А ты мои деньги считал?
— Чай, так видать…
Трофим рассердился.
— Э, шантрапистый осколок! Говори окончательно — сколько?
— Четыре тысячи.
— Уступка будет?
— Набалвашь тебя, чай, он не больно старый…
Стояли Мишка с Трофимом в пестрой базарной гуще друг против друга, громко спорили, чтобы обратить внимание на пиджак, но никто, ни один человек не хотел остановиться около них. Поглядят издали — отвернутся.
Трофим сказал, повертывая головой:
— Хитрые, черти, не обманешь!
Уже падало веселое настроение, пиджак казался плохим, ненадежным, и в минуту отчаяния думалось: никогда не продашь его ни за тыщу, ни за полтыщу. В это время подошел молодой киргизенок, чуть-чуть повыше Трофима, уставился на ребят черными блестящими глазами.
Мишка взмахнул пиджаком:
— Купи!
Подвернулся киргиз с узенькой бородкой, выпятил губы, разглядывая пиджак с нутра и снаружи, по-русски спросил:
— Сколь?
— Дешево отдаю, за четыре тыщи.
