* * *
— Ну что, Ирина Викторовна, дела плохи, — говорит врач. — Можете его забрать. Если есть куда. Я не вижу смысла держать его у нас, тем более что это становится просто опасно.
— А что с ним вообще такое? — помертвевшая Ирина держит платок у лица, огромные глаза смотрят на врача с болью. — Он же никогда ничем не болел!
— Что такое, что такое… Вы в окошки-то смотрите? Эпидемия. Люди заживо гниют…
— Зомби?
— Да какие зомби… Сказки это все. Мертвые не ходят.
— И что с ним… будет?
— Судя по тому, что я уже видел. Постепенно замедляются все жизненные процессы. Отказывают речевые центры. Мочеполовая система. Нарушение координации. Обмен веществ становится патогенным. При этом постоянное чувство голода. Грубо говоря, человек может только передвигаться и есть. В таком состоянии существовать до полугода. Это насколько мне известно. Более длительный период наблюдения просто отсутствует. Потом распад, смерть.
— А они страдают?
— Не знаю. Честно. На поздней стадии уже не у кого выяснять, там жизнь еле теплится. Ваш этот…
— Сергей.
— Довольно долго продержался еще. Обычно от недели до трех дней.
* * *
— Садись, Сереж. Нет, не сюда, вот сюда — она усаживает его на заднее сиденье. Закусив губу.
— Куда мы?
— Ко мне. Куда же еще…
Белое. Белое. Много белого. Слепящего. Что-то синее, еще пронзительнее белого. На синем колышется снова белое. Цветы. Она любит цветы. Лилии, кажется. Ужасный одуряющий запах. Но вот тянет свежестью. Взлетают занавески. Склоняется бледно-оранжевое пятно — ее лицо.
— Сережа! Сергей! Ты спишь, Сереж?
Он садится, он лежал на полу, теперь садится у стены, ползет вверх. Глаза пусты и безразличны. Она садится рядом на корточки. В руках — закопченная кастрюлька и длинная ложка.
— Открой рот. Ну открой рот пожалуйста.
Тычет ложкой с гречневой кашей, пытаясь попасть в полуоткрытый рот. Получается плохо, комки каши падают на его рубашку. Каша горячая, он вздрагивает.
— Прости, прости. Я сейчас уберу. Поешь, пожалуйста.
Ей удается протолкнуть ему в глотку ложку каши. Его кадык начинает двигаться. Рука подползает к кастрюле. Гладит кастрюлю. Он как будто хочет что-то сказать:
— Тепло… тепло.
— Может, ты все-таки ляжешь на диванчик, а, Сережа?
— Может, ты.
— Пойдем, — она поднимает его, подтаскивает к дивану. Ложится рядом с ним.
— Вот так, милый, вот так, — гладит его по лицу. — Мы еще с тобой поживем, да же ведь?
— Д-да… — он обнимает ее. — Мне холодно. Я люблю тебя.
— Поспи, милый. Поспи.
